Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Весь вечер он протаскался по улицам, заходил греться в пивные. Видел, как со смехом пробежали школьницы с катка. Проводил толпу из театра.

Мороз крепчал. Ходить по улицам было уже невыносимо. Он побрел к вокзалу. Пробравшись мимо контролеров в зал ожидания, пристроился на диване, подпирая кулаками падающую голову и вздрагивая при каждом окрике дежурного. Дежурный, с рыхлым лицом и узкими щелками сонных глаз, выпячивая живот, ходил по залу. Вытягивая шею, он кричал:

— Граждане, спать здесь не разрешается!

Посматривая на него, Виктор Дмитриевич думал, что дежурный кричит, чтобы подбодрить самого себя.

От бессонных ночей и бесконечного шатания по морозным улицам знобило. Как только он погрузился в минутное забытье, появился милиционер. Заложив руки за спину, насмешливо спросил:

— Эй, куда едем, гражданин?.. Станция Березай, приехали, вылезай!

Виктор Дмитриевич растерянно поднял глаза и промолчал, не сообразив сразу, что ответить. В голове еще продолжали всплывать угасающие отзвуки финальных тактов бородинской героической симфонии. В полудреме он мысленно слышал ее — сокровенное горделивое звучание мощного духа и воли человека... Да, но сейчас человек, кажется, должен что-то ответить милиционеру. Лучше, пожалуй, и не отвечать. Начнут тогда еще требовать билет и паспорт, а в нем уже давным-давно нет прописки. Милиционер заставил встать с дивана.

— Ну, давай по-хорошему отсюда! — гаркнул он, подталкивая в спину по направлению к выходной двери. — И чтоб не видел тебя больше. Понял?

Виктор Дмитриевич очутился на улице. Сразу заныли ноги и спина. Он съежился, пошарил по карманам, выгреб из табачной пыли сломанную папиросу и пятнадцать копеек. Вот и все богатство... Жора прав. Надо кончать! Так дальше немыслимо. Второй жизни действительно не купишь. Но как кончить? А еще раньше треклятый вопрос: куда идти ночевать? До утра еще — ой-ой-ой... Только теперь он впервые узнал, как, оказывается, долги зимние ночи.

Вертя в пальцах монетку, подумал о Вадиме Аносове. Позвонить? Он уже не раз подумывал о нем, но гнал эти мысли, вспоминая безобразную сцену, когда спьяну приревновал его к Асе. Но Вадим должен будет понять. Гибнет человек. Гибнет, и все-таки не хочет погибать. Не хочет, не хочет! Надо сейчас же поехать к Вадиму, честно рассказать ему все и без ложного стыда, по-мужски, решительно попросить помочь.

Виктор Дмитриевич позвонил из ближайшего автомата. Стараясь говорить веселее и беззаботнее, спросил у Вадима, пораженного его звонком:

— Не будешь возражать, если заеду к тебе?

— Приезжай сейчас же! — Аносов уже оправился от удивления. После памятного скандала он больше не ездил на Крестовский. Но у Вадима болела душа за друга: «Как-то он там? Неужели не наберется мужества и не приедет?» Обрадовавшись, что Виктор наконец объявился, он радушно спросил: — Ты что, в городе задержался? У меня переночуешь. Только Ася не будет волноваться, не рассердится?

Виктор Дмитриевич отделался скороговоркой:

— Сейчас увидимся. Я неподалеку...

Открыв дверь, Вадим оторопело отступил. От удивления он не смог даже выговорить: «Здравствуй». Без умысла, но так, что это получилось оскорбительно, — не протянул руки.

У Виктора Дмитриевича заныло сердце. В глазах замутились непрошеные слезы: хочешь — принимай, хочешь — гони, твое право.

Он не мог сделать и шагу. Стоял и молчал.

Насупившись, Вадим взял его за рукав и втянул в комнату. Усадив, молча продолжал рассматривать гостя, его измученное лицо с бескровными, слипшимися губами.

Вадим ни о чем не расспрашивал. Все ясно. Бездомный бродяга. Да и что спрашивать? Соврет. Раньше всего пьяница теряет честность.

Первое чувство боли переходило уже в неприязнь, которую он никак не мог преодолеть. Глядя на обтрепанного, посинелого, спившегося Виктора, Вадим несколько раз, с неверием, спрашивал себя: «Неужели это он был надеждой всего нашего выпуска?»

Чтобы не молчать, Виктор Дмитриевич, часто и сонно моргая, сам хрипловато стал расспрашивать Аносова. Вадим смотрел на него холодными глазами, не спешил отвечать, а если отвечал — сдержанно, односложно. Да, он получил место заведующего учебной частью в музыкальной школе. Очень доволен.

У Виктора Дмитриевича исчезла решимость обратиться к другу за помощью. Что он может сделать? Предложит пойти кочегаром в свою школу? Не преподавателем же, конечно. Дал бы на пол-литра — и то ладно.

Он видел, что Вадим говорит с ним неохотно, справедливо полагая, что его сейчас ничто на свете не интересует, кроме водки.