Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Договорить ему не дал Брыкин, предложивший новую комбинацию — со штапельным полотном.

Со стороны Жоры Виктор Дмитриевич чувствовал прикрытую шуткой доброжелательность. Ему захотелось откровенно поговорить с ним. Жора поймет лучше, чем Валентин. Но Брыкин увел приятеля...

Однажды вечером Жора появился у дяди Коли пьяный и злой.

По бессвязным его выкрикам Виктор Дмитриевич не мог сначала понять, что же случилось. Потом разобрал, что Жора потерпел крупную неудачу. При помощи Брыкина набрав двести метров штапельного полотна, он поехал куда-то на юг, а там к этому времени появилось в магазинах много этого материала. В довершение и полотно у Жоры отобрали. Но он сумел как-то вырваться из милиции, продал свои часы и добрался домой.

— Будь оно все проклято! — орал Жора. — Это Валет, сволочь, втравил меня в идиотскую комбинацию. Я теперь без копейки остался. Сам говорит — дышать нечем, а сам подбил меня. Я припомню ему, паскуде... Нет, дядя Коля, табак дело! Надо определяться на работу. Сколько кувшин ни ходит по воду, все равно разобьется. — Он замолчал, и Виктор Дмитриевич увидел, как на длинном его лице подрагивают угловатые скулы. — А за каким чертом лысым ездил? — снова заговорил Жора. Он налил себе полный стакан водки, но не выпил, а уставил глаза в стакан: — Чтобы были деньги пьянствовать? Так на эту стерву — на водку — никаких денег не напасешься. Вон сколько валюты прошло через мои руки! — Он вытянул руки и растопырил шевелящиеся пальцы, словно просеивая между ними что-то невидимое, ускользающее. — А где эти деньги, где они? Все пропиты! Пропивал тысячи, а на лишнюю пару белья всегда не хватало. Ладно, что только не во вшах хожу. Сколько умных людей эта бодяга сгубила, а уж в тюрьмах половина из-за водки сидит... Хорошо сидеть в тюрьме — только, Ванька, не по мне... Кончать этот базар надо!

Вцепившись пальцами в жесткие кучерявые волосы, Жора изо всей силы тянул их, будто хотел вырвать с корнями. Лицо его было так страшно, что Виктор Дмитриевич испугался, но в то же время с уважением подумал: «У него есть сила. Он — кончит».

Жора встал, со всего маху ударил ногой по столу, опрокинул его и, уходя, крикнул:

— Шабаш твоему кабаку, дед... обломок империи!.. И скажи Валету — пусть лучше не встречается со мной на поворотах. Не разойдемся. Я из него экспонат сделаю для музея уголовного розыска... И ты, маэстро, уходи от этого паука, если жить хочешь. Как ты живешь? Лег — свернулся, встал — встряхнулся... как пес шелудивый... Уходи, пока не поздно!..

Дядя Коля с сожалением посмотрел на опрокинутую посуду и разлитую водку. Поднял пустой стакан. Облизываясь, понюхал его и, вздыхая, проговорил:

— Перепсихует — вернется.

Но Виктор Дмитриевич был уверен, что Жора не вернется. Он хотел последовать совету Жоры — уйти из этого дома. Куда только?.. О таком серьезном вопросе лучше всего было подумать, конечно, в пивной. Почему обязательно в пивной? Кончать — так одним ударом! Не пить, так не пить прямо вот с этой минуты.

Несколько раз он прошел мимо буфета... Нет, не зайду!

Прошел еще раз... Ни за что не зайду!

Походил по улице минут десять... Надо зайти погреться.

Виктор Дмитриевич забрался в угол, сел на пустую пивную бочку. По соседству пили несколько совсем желторотых ребят, тесно окружая главу компании — уже изрядно подвыпившего мужчину, наверно раза в три старше каждого из мальчишек. Вздернутая верхняя губа его открывала крупные серые зубы, будто он все время улыбался.

— Товарищ Фомичев, Пал Палыч, может вы хотите еще чего-нибудь? — ухаживали за ним ребята. — Коньячку взять?

— Не надо этой клопиной отравы, — проводя рукой по сухим, ершистым волосам и высоко подбритому затылку, отказался Пал Палыч, и поблагодарил мальчишек: — Ну, спасибо, что уважили. Правильно, испокон веков так уж заведено: получил первую получку — мастера не обойди. Я и сам так начинал, до революции еще... Имейте вы внимание к мастеру — и мастер не забудет вас. В том месяце всем дам заработать хорошо. Если и выгодной работы не будет — выведу... А ты, Трофимов, чего отставил стакан? — в тоне его вопроса жестко прозвучало требование поддержать компанию.

Крупнолицый Трофимов, парень с прямым, еще без единой морщины лбом и честным взглядом, отговаривался:

— Не могу, Пал Палыч. — По лицу его прошла тень. — Воротит... непривычно мне это дело.

Криво усмехнувшись, Пал Палыч поддразнил Трофимова:

— Что ж ты за кузнец будешь, если пить неспособен? Знаешь, как кузнецы пьют? Вся полиция в Питере кузнецов боялась, никогда пьяных не трогала... Рабочему человеку выпить — греха нет. За свои, за собственные трудовые пьем... А чего бы вы сейчас сидели в общежитии и сохли? Знаю, как у вас, видел: один на гитаре тренькает, четверо в карты режутся, а остальные табак смолят, дрыхнут или письма девкам сочиняют... веселье хоть куда!.. Ну пей, Трофимов!