Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

— В третьем отделении лежит Анастасия Семеновна Новикова. Что с ней? Как она? — И спеша и боясь услышать правду, он старался не смотреть в его рассеянные, навыкате глаза. — Я... муж... бывший муж... Так что же с ней?

Ничего не ответив, главный врач провел Виктора Дмитриевича в свой кабинет.

Пришел профессор, крупный, с отвислыми щеками и сжатыми в упрямую складку губами. В резко приспущенных уголках губ отпечаталась усталость. Правая рука его была заложена за борт пиджака. В левой он держал снятый с головы белый колпачок, все время ударяя им по карману.

Научившийся на своем опыте безгранично верить докторам, Виктор Дмитриевич смотрел на профессора как на могущественного хозяина жизни и смерти. Настороженным слухом, смутно, будто за шумом ветра, он разобрал шепот главного врача:

— Это — муж Новиковой.

Профессор провел колпачком по подбородку, подошел к Виктору Дмитриевичу, посмотрел ему прямо в глаза:

— В таких случаях ложь — не спасение... Будьте мужественны. Вам еще долго жить...

Он шел слишком быстро, едва не принимаясь бежать, им овладевало полусонное состояние — без мыслей, без боли, без ощущения того, где он, что он и что творится вокруг.

Временами он сбавлял шаг и неуклюже останавливался, мешая всем на пути. Его толкали, задевали локтями, поругивали. Но он ничего не замечал. Не чувствовал толчков. Не ощущал времени. Единственное, что он видел ясно и что все время возникало перед глазами, — красновато-оранжевое солнце, светившее сквозь морозную дымку тускло, как через подернутое копотью стекло. Солнце неотступно шло за ним. Надоедливо заглядывало сбоку. Раздражая, забегало вперед... Теперь оно светило уже только для него одного. И никогда больше не будет светить для Аси. А она так любила солнце!..

Как только сознание прояснялось, Виктор Дмитриевич, все еще не в состоянии верить в случившееся, вспоминал Асины волосы, лицо, руки. Чувствовал ее дыхание, ощущал вкус ее губ. Видел теплый и ясный свет ее глаз. Он никак не мог представить ее мертвой.

Не отдавая себе отчета, он шел туда, где они любили бродить вместе...

Дорогу указывали мучительные воспоминания...

Они привели Виктора Дмитриевича на Крестовский. Когда на короткий, словно оборвавшийся от испуга звонок открылась так хорошо знакомая дверь, он едва узнал Прасковью Степановну. Перед ним стояла совсем разбитая старуха. Голова ее тряслась, губы непрерывно и беззвучно дергались. До последнего поседевшие, нерасчесанные волосы серыми клочками падали на лоб, свисали над темными височными впадинами исхудавшего, измученного страданиями лица.

Виктор Дмитриевич стоял молча. Не переставая дергать губами и держась дрожащей рукой за планку, Прасковья Степановна изумленно смотрела на него. Сначала будто не узнавала. Потом наконец узнала. С коротким стоном охнув, слабея и пятясь, она рывком захлопнула дверь.

Выходя со двора, Виктор Дмитриевич содрогнулся, словно не пять минут назад, а лишь сейчас увидел перед собою ненавидящие глаза Прасковьи Степановны — в красных обводах припухлых век, с тяжело нависшими бровями.

И в тот же миг начало оживать и врываться в сознание подлое прошлое. Вот здесь он бежал с Асиными платьями...

Видения ясные и страшные, почти как галлюцинации, замелькали перед глазами... Неужели это было? Было! Было, будь оно проклято!

Хотелось и сейчас броситься бежать, ничего не видеть. Скорее бежать отсюда, где на каждом шагу подстерегают обвиняющие видения!

Но скованность охватила все тело. Ноги занемели. Он задыхался... Нет, нет никаких оправданий... Не хватает воздуха, нет сил. Как справиться с собой?

Не глядя он провел рукой по забору. Набрал в ладонь снега, сунул в рот...

Покой и ясность, добытые такой дорогой ценой, сокрушены. Сокрушены полностью и мгновенно — в момент расплаты за прошлое. Нет сейчас ни покоя, ни ясности. Ничто не проходит в жизни бесследно. Этот неумолимый закон торжествует. Хочешь честно пронести через всю свою жизнь настоящее имя человека — никогда не забывай об этом!

После Виктор Дмитриевич не мог вспомнить — где ходил в тот день, что делал, о чем думал. Проскальзывала мысль, что надо ехать на работу, — никто ведь не отпускал его. Он позвонил Юдину, но коммутатор был занят. Больше он не мог заставить себя подойти к телефону.

Он уходил и снова возвращался к больнице. И снова бродил по улицам, по набережным. Кружил и кружил по городу, не чувствуя ни усталости, ни голода.

Так он проходил и остаток дня, и всю ночь. И утром опять вернулся к больнице. Увидел, как в больницу вошла Прасковья Степановна. Ее вел под руку высокий мужчина в кожаном пальто. Виктор Дмитриевич не знал Щербинина, но необъяснимым чувством догадался, что этому человеку Ася была тоже дорога.