Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Вернувшись к себе, он ответил Леле словами Бетховена: «Почему я пишу? То, что у меня на сердце, должно найти себе выход. Вот поэтому-то я и пишу».

Все последнее время он много писал, не задумываясь, а надо ли ему сейчас это. Не рано ли еще? Но он уже не мог не писать. Его не тревожило, что он работал, не сидя за инструментом. Не только любимый Бетховен, но и многие великие мастера учили, что писать без фортепьяно даже необходимо. Иногда только он спрашивал себя: «По силам ли мне начинать эту музыку о человеке, трудно идущем по жизни?»

Еще никогда, пожалуй, Виктор Дмитриевич не чувствовал такого вкуса к жизни, как сейчас. Еще никогда не ощущал себя таким сильным. Силой наполняло его все, что окружало, — первый снег в Ленинграде и цветение белых роз в Сухуми, Леля и Мещеряков, счастливое сознание собственной устойчивости, и какой-то новый размах всей жизни вокруг, и вера в будущее.

Прежде он всегда считал, что писать, творить можно, лишь отдаваясь этому целиком. Он не представлял, как мог Бородин сочетать работу в химической лаборатории и профессорскую деятельность в Медико-хирургической академии с музыкальным творчеством. Ведь это поистине — несовместимо! Открытие новой — изокаприновой — кислоты и Богатырская симфония! Первая разработка реакции конденсации органических соединений и романс «Для берегов отчизны дальной». Опыты по получению бромозамещенных производных органических кислот и «Князь Игорь»!

Все это было непонятно Виктору Дмитриевичу раньше. Понял он это лишь сейчас, чувствуя, что грязная, суматошная работа больничного слесаря не мешает ему писать. Самое близкое общение с людьми до краев насыщало его жизнью. Придет, конечно, время, когда можно будет и целиком отдаться только творчеству. Но сейчас надо сочетать его с работой в больнице. Надо, чтобы стать человеком.

Виктор Дмитриевич трудился невероятно много. Отлично справляясь со всеми получаемыми за день заданиями, он до глубокой ночи просиживал за нотной бумагой. И ему все казалось, что он успевает делать очень мало, хотя еще никогда он не успевал делать так много. Это была какая-то неуемная жажда работы, работы, работы.

Мастерская стала теперь для него и рабочим местом, и спальней, и творческим кабинетом. Сейчас он ни за что не променял бы ее ни на какую, даже самую роскошную квартиру. Здесь он постоянно был среди людей, и от этого радостное ощущение жизни становилось еще больше.

Недавно по указанию Марины Ивановны приобрели токарный станок. Мастерская уже обслуживала и гараж и лечебные мастерские. Пока ее не использовали только для трудовой терапии больных, как замышлял Виктор Дмитриевич.

Открыто Юдин не мстил ему за его отказ фиктивно числиться санитаром, но пробовал всячески придираться и, видно, не прочь был и вовсе избавиться от него. Но придраться к Новикову было невозможно: работал он хорошо, все были довольны им.

К нападкам Юдина Виктор Дмитриевич относился спокойно. Все это были не стоящие внимания мелочи, по сравнению с тем, чем он жил, обретая все больше друзей и все крепче становясь на ноги.

Впервые за все время работы в больнице Виктору Дмитриевичу пришлось побывать в архиве, когда он получил наряд установить там на окнах железные решетки.

Показывая, где надо будет поставить их, старый архивариус повел его с собою. Фонды архива были разбросаны в маленьких комнатушках, напоминавших тюремные камеры-одиночки с крохотными квадратными окошками, вырезанными под самым потолком. В дверях каждой такой камеры, выходившей в общий коридор, виднелся круглый смотровой «волчок» для надзирателя.

— Вот прекрасный образчик старой психиатрии, — заметив недоумение слесаря, сказал архивариус. — Впрочем, как старой? Мне самому довелось поработать здесь надзирателем...

— И вам не скучно рыться в этих бумагах? — с откровенным удивлением спросил Виктор Дмитриевич. Взглянув на обиженное лицо архивариуса, он тотчас пожалел о своем вопросе.

Но обиженное выражение быстро сошло с лица старика. Он принялся показывать старые книги, отчеты, интереснейшие документы и фотографии.

— Прежде чем посылать молодого врача в отделение, я бы присылал его сюда — познакомиться вот с этим, — сказал архивариус, доставая с полки «Исторический отчет двадцатипятилетней деятельности Дома призрения душевнобольных, учрежденного 26 февраля 1870 года». — Очень много любопытного и полезного в этой книжке. Смотрите! Прямо пишется, что больные раньше содержались при полицейских частях, между арестантами и пьяными, вовсе без лечения...