Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Петр Афанасьевич засмеялся, сбросил шапку и шарф.

Они позанимались часа два. Поблагодарив, Марина Ивановна спросила:

— Почему вы прячетесь в отделении? Давайте организуем такой кружок для всей больницы. Меня — первой прошу записать...

Сначала Славинский думал, что Марина Ивановна приходила к нему в отделение, только лишь чтобы напомнить ему о кружке, подтолкнуть его. Но потом увидел, что приятно ошибся. Она действительно собиралась заниматься. Без единого пропуска посещала все занятия, вела себя как самая примерная ученица, и смущалась, если вдруг не могла ответить на какой-нибудь вопрос Славинского.

Вместе с Мариной Ивановной в кружке начали заниматься еще несколько врачей, в том числе — Беликова и Мещеряков.

Занятия проводились теперь не в отделении, а в больничном клубе. Как-то после занятий Мещеряков предложил Петру Афанасьевичу остаться посмотреть кинофильм.

— Картина старая да, наверно, и не очень интересная, — попробовал отказаться Славинский.

— Зато очень полезная, — пообещал Алексей Тихонович.

Картина в самом деле была старая и, действительно, не очень интересная. Но Славинский вышел из зала потрясенный. В нескольких эпизодах картины играл Чернов — играл с подлинным блеском.

— Ты специально повел, чтобы добить меня? — хмуро спросил Петр Афанасьевич у друга, вспоминая теперь, что виденный им портрет Чернова в его комнате — это кадр из только что просмотренного фильма.

— Нет, Петр. Я хотел, чтобы ты подумал о будущем... Если бы, предположим, ты даже и спас Чернова, он бы остался трудным человеком, — у него уже были испорчены и характер, и душа, и организм. Спасать его надо было раньше — в самом начале, когда он еще не стал мерзавцем. Вот для этого и нужна профилактика. Чтобы человек не начинал спиваться. А уж ежели начал, так остановить, пресечь зло в самом начале. Забудешь об этом — нечего тогда будет тебе делать в диспансере, где ты хочешь работать по совместительству.

Славинскому предложили совместительство в районном невро-психиатрическом диспансере. Петр Афанасьевич чувствовал словно пробудившееся в нем после долгой спячки желание активной деятельности. Возрождалась прежняя, совсем молодая энергия.

Дав свое согласие, Петр Афанасьевич рассчитывал на интересную работу в диспансере, но оказалось, что там, как и в некоторых других диспансерах, не проводили лечения апоморфином и гипнозом, не хотели возиться с алкоголиками.

Дела ему сдавала доктор Барановская, которую Славинский хорошо помнил по институту. Она в свое время получила назначение в Дагестан, но какой-то благодетель пристроил ее в Ленинграде. Она нигде долго не работала, все искала место получше.

— Вряд ли сработаетесь со здешним начальством, — посматриваясь в маленькое круглое зеркальце и взбивая одной рукой прическу, предупредила его Барановская. — Увольнять меня ведь не за что. Я еще устрою шум! Подумайте только — вызвали и предложили самой уйти. При такой обстановке, когда тебя начинают травить, оставаться, конечно, невозможно... Главный врач здесь не ценит спокойствия. Ведь как хорошо все было. Больше всего возни с алкоголиками, но я избавляла диспансер от этого. Направляла всех в больницу, и на этом — конец... Тут приходила комиссия. Я показала им: видите, нет помещения, чтобы проводить лечение апоморфином. И больше никто не тревожил... А теперь начальство получило какую-то директиву, что ли. Не понимают, и директива эта — на время. Потом опять все забудется, пойдет по-старому...

Но Петр Афанасьевич не разделял мнения Барановской. Вряд ли теперь пойдет все по-старому. Уже всем становится совершенно ясно, что лечить алкоголиков надо не в больницах, а амбулаторно. Он бы начал лечение апоморфином в диспансере и без всяких указаний сверху. Директивы действительно могут быть на месяц или на год. А борьба с алкоголизмом — большая задача на годы и годы.

Славинский был теперь твердо уверен, что главное лечение алкоголиков, конечно же, должно быть массовым и проводиться в диспансерах. Это не будет отрывать больных от работы. Здесь можно создавать большие группы, а по окончании курса назначать контрольные явки и устраивать профилактические сеансы, закрепляющие рефлекс отвращения к алкоголю.

Возвращаясь мыслями к своей оставленной научной работе, Петр Афанасьевич настойчиво и придирчиво допрашивал себя. Что сделал он? Ну что? В тысячу первый раз описал приступ белой горячки? Подтвердил описания профессора Верейского, уже и без того подтвержденные? Так что проку? Этим он помог Новикову? Вот Алексей как-то предлагал, видимо, действительно важную и интересную тему — роль профилактики в борьбе с алкоголизмом. Тогда он не понял всей широты и значения ее. А теперь?