Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Вадим уже не раз задумывался — что делать с другом? Он не понимал: неужели привычка к водке может так изменить человека? А Виктор менялся с каждым днем, и Вадима больше всего пугало, что друг начинает терять свои лучшие качества.

Поздними, медленно меркнущими летними зорями Вадим часто вместе с Асей разыскивал Виктора. Они ездили и на Петроградскую сторону, и в центр города.

Над пролетами мостов загорались треугольники зеленых огней. За мостами угасали отсветы вечерней зари. Между ступенчатыми крышами домов на Васильевском острове дотлевала последняя желтая полоса. А Виктора все не было. Иногда он добредал до Крестовского уже под утро.

Несколько раз Ася предлагала ему съездить за город — побыть на воздухе, побродить по лесу. Теперь он отказывался: его тянуло только в пивную.

— Ты не хочешь даже побыть со мной, — как-то сказала ему Ася. — Побудем завтра вместе. Я достала три билета на открытие Кировского стадиона. Захватим и Вадима... Ты можешь отнять у пивных и подарить мне хоть один день? — спросила она мужа, без всякого укора произнеся слово «пивных» и стараясь улыбкой развеселить Виктора.

Тронутый ее лаской, разбудившей в нем воспоминания о прежних счастливых днях, Виктор Дмитриевич, дал твердое слово — побыть завтра дома и пойти на открытие стадиона.

В воскресенье дома все выглядело по-праздничному: накрахмаленная скатерть, букет, на столе — лучшая посуда. В комнатах — прохладная свежесть и запах цветов.

Позавтракав, Виктор Дмитриевич взял у жены деньги. Надо съездить в нотный магазин.

— Только не задерживайся, — попросила Ася.— А я пока отглажу себе платье...

Дойдя до Большого проспекта, Виктор Дмитриевич присел отдохнуть в сквере около стоянки такси. Трамваи и автобусы в сторону Крестовского острова — к новому стадиону имени Кирова — шли переполненными. Мимо сквера, в том же направлении, часто проносились открытые грузовые машины с юношами и девушками в разноцветных майках. Над машинами поднимались тонкие металлические стержни со свернутым пестрым шелком спортивных знамен.

Глядя на солнечный город, на шелковые спортивные знамена, на веселых людей, устремившихся к новому стадиону, не верилось, что в этот вот час в Корее взрывные волны срезают фасады домов. Позавчера приезжал Вадим. Он был так возбужден событиями в Корее, что сказал:

— Только б пустили — сейчас же туда!

Виктор Дмитриевич знал, что Вадим говорит правду. Теперь друг стал бывать реже, — никогда не застает его дома. Какая умница Ася, что догадалась раздобыть три билета и предупредить Вадима! Надо не опоздать...

Он сел в автобус, доехал до Невского, не торопясь пошел к нотному магазину, и сразу же увидел вышедшего из буфета Аркадия Чернова. Быстро, будто за ним гнались, перешел на другую сторону проспекта: «Начнет еще приставать». Проскочив нотный магазин, он сбавил шаг уже только около забора, огораживающего строящуюся станцию метро на площади Восстания.

Неожиданно посыпал дождь.

«Это — ненадолго», — подумал он, глянув на небо, и решил переждать на Московском вокзале и заодно купить там в киоске свежие газеты.

Просмотрев газеты, он задумался, устало прикрыв глаза. И вдруг услышал, как какой-то мужчина, переходя от одной группы людей к другой, предлагает купить у него часы:

— Такой случай... позарез нужны деньги. Я готов отдать за полцены... Вы понимаете в часах? Посмотрите: морские, крышка на винту, прекрасный механизм.

Через несколько минут Виктор Дмитриевич услышал голос продавца уже за своей спиной:

— Вы не купите часы? Я в дороге. Остался без копейки...

Голос предлагавшего часы показался очень знакомым. Но сразу, не открывая еще глаз, никак невозможно было припомнить: чей же это голос — хрипловатый, монотонный.

Виктор Дмитриевич неохотно повернул голову, собираясь ответить, что не нуждается в часах, и — увидел Валентина Брыкина.

В этом худом человеке не было ничего похожего на того Брыкина, которого Виктор Дмитриевич вместе с Асей встретили на Невском вскоре после войны.

Куда девалась — словно исчезла вместе с роскошным костюмом — брыкинская спесь! Вид у Валентина был просительный, если не жалкий. Ноги обуты в грязные резиновые сапоги. Буро-коричневый, заношенный пиджак, с засаленными, лоснящимися бортами и рукавами, вытянутыми на локтях до округлости, болтался мешком. Лицо Брыкина было давно не брито. Редкие черные волосы, растущие лишь на самом выступе тупого подбородка и на мясистой верхней губе, усиливали общее впечатление неряшливости. Но Валентин ничуть не смущался своим видом. Узнав прежнего товарища, он громко выразил радость.