Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Прошло несколько часов. Больного уже успели привезти назад из тубдиспансера. И только еще через час возвратилась санитарная машина. Шофер признался, что возил три мешка картошки на квартиру Юдину, а потом объехал все рынки искал Юдину бочку для соленой капусты.

Против своего желания Телицыну пришлось вызвать Юдина. Он хмуро отрекомендовал ему Марину Ивановну:

— Главный врач.

По-военному составив каблуки и даже слегка прищелкнув ими, Юдин нагнул голову:

— Премного рад... Очень наслышался о вас. — В упор, не мигая, Телицын смотрел на Юдина. Но тот ничего не замечал. — Очень буду доволен — поработать вместе...

Вместо ответа Марина Ивановна протянула ему счет.

— Попрошу вас, оплатите этот счет такси.

Юдин надел очки и, не взглянув на счет, быстро проговорил, все улыбаясь и улыбаясь:

— С вокзала ехали? Сейчас же подпишу к оплате.

Он потянулся было за ручкой, но Марина Ивановна удержала его:

— Подписывать не надо. Оплатите из своих личных денег. Пока санитарная машина возила вам домой картофель и гоняла по рынкам за бочкой для капусты, пришлось вызвать такси — отвезти больного.

Юдин, шаркая палкой по ковру, посмотрел на Телицына. Евгений Михайлович отвернулся.

— Сейчас я оправдываться не буду, но после — доложу вам, в чем дело, — отводя в сторону глаза, проговорил Юдин и сжал губы.

Телицын понял — Юдин все свалит на него. Еще накануне он предупреждал, что возьмет сегодня на несколько часов санитарную машину — отправить картошку в стройконтору, как было обещано в связи с ремонтом телицынской квартиры.

Обещание объясниться не произвело на Марину Ивановну никакого впечатления. Она сказала:

— Я отдам приказ. Рабочий день шофера оплатить за ваш счет. Стоимость бензина высчитать в тройном размере... Я бы не стала по такой цене солить капусту... У меня — все.

— Когда прикажете быть с докладом? — спросил Юдин, направляясь к двери.

— Не надо никакого доклада. Похожу — сама увижу.

Юдин ушел, Марина Ивановна не сдержала улыбки:

— Где вы откопали такого?

— Крупный хозяйственник. Блестящие документы. — Телицын повертелся в кресле. — Вскоре после вашего отъезда в Москву бывший заместитель по хозяйственной части подал заявление об увольнении.

— Он писал мне, что не может работать с вами. Его уход был протестом — пассивным и неправильным, но все-таки протестом. — Марина Ивановна заложила за уши прямые, коротко остриженные волосы, — так когда-то стриглись рабочие делегатки.

Она поднялась и, пригласив Телицына следовать за ней, через боковую дверь прошла в зал конференций.

— Я очень устал, Марина Ивановна, — со вздохом сказал Телицын. — Хотел бы отдохнуть недельку. Не возражаете?

Выразив свое согласие наклоном головы, Марина Ивановна попросила Телицына сесть. Они сели друг против друга, и оба долго молчали, пока наконец Телицын, пожевав губами, не пробасил:

— Сижу как перед поездом.

— Да неужели бы вы и сами могли остаться здесь?

— Меня не поняли.

— Так говорят все, кого убирают с дороги.

Телицын склонил голову, поглядел за плечо Марины Ивановны на председательское кресло, вспомнил свой спор с Мещеряковым на конференции и задумчиво проговорил:

— Весь сыр-бор разгорелся из-за алкоголика Новикова... Если бы Мещеряков...

— Везде найдется свой Мещеряков, и не один. Вот этого вы, к сожалению, кажется, так и не поняли.

— Спасибо за прямоту, — Телицын встал. Они вернулись в кабинет. — Разрешите пойти пообедать, а тогда уже приступим к сдаче и приемке?..

Марина Ивановна осталась в кабинете одна. Ее начала охватывать непонятная тоска. Вероятно, все обстоит еще хуже, чем ей говорили...

Она походила по кабинету, сняла вышитые по-домашнему скатерки, сложила их вместе с подушечками в один угол дивана.

Вошла Чубарова, тихо спросила:

— Последние приказы будете читать?

— Нет, — ответила Марина Ивановна. — Заберите все эти украшения, и пусть комендант отдаст их в общежитие. А я... я пойду сейчас в отделения.

— Предупредить, что вы придете? — привычно предложила Надежда Антоновна.

— Предупредите завхоза, чтобы на завтра он приготовил машину и всю эту музейную мебель из кабинета перевез в клуб. И это трюмо — обязательно. А сюда пусть поставят обыкновенные стулья...

Марина Ивановна накинула пальто и пошла в первый корпус. И как только она вошла в вестибюль, не позвонив, а сама открыв дверь — к ее удивлению, ключ от отделений оказался у нее в кармане (значит, она так и не вынула его оттуда со дня отъезда), — она почувствовала, что нет никакой тоски, а просто есть взбадривающее ощущение, что предстоит большая, трудная и интересная работа, по которой она так же соскучилась, как и по людям в своей больнице.