Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

Захарушкин, видел, что Владимир очень возбужден, и слушал его не перебивая.

— Давай выйдем, подышим воздухом, — нетерпеливо предложил Кузовлев. — Правда, здесь лучше? — спросил он на улице. — Метеоролог наколдовал точно: ветер северный, с моря. Чувствуешь запах йода? Дыши глубже, как говорят врачи. Я все время думаю о Наташе, о встрече с ней… Как получил письмо, каждый день теперь цветы для нее собираю.. Наши, тундровые…

Ревун распорол сонную тишину ночного аэродрома. Сигнал тревоги прокатился далеко вокруг, ударяясь в бугры мочажины, разносясь по морю. Звук не успел еще полностью заглохнуть, как сирена снова ожила и угрожающе завыла, набирая силу.

— Тревога! — крикнул Кузовлев и побежал к самолету. Забираясь по стремянке в кабину, он увидел, что Захарушкин не отстал от него и рывком закрыл прозрачный колпак над головой.

— Всем экипажам готовность номер один! Лейтенанту Кузовлеву — воздух! — раздалась команда штурмана наведения с КП.

Кузовлев чуть потянул ручку на себя — и остроносый истребитель со скошенными назад крыльями, как ракета, упрямо полез вверх. В первый момент летчик подумал, что на него обрушилось огромное небо. Навстречу со страшной скоростью неслись россыпи звезд, и необъятный купол ослепил глаза нестерпимым блеском.

Яркое пламя полыхало за взлетевшим самолетом, вырываясь со свистом из круглых сопел турбин длинными ярко-красными хвостами. Летчик выждал время и четко отработанным движением перекинул тумблер на уборку шасси. Тут же раздался щелчок, и он сразу его отметил, одновременно прислушиваясь к звуку поющих двигателей, которые приносили спокойное удовлетворение.

Истребитель за считанные секунды набрал высоту. Кузовлев окинул взглядом приборы, фиксируя в памяти положение каждого: состояние всех стрелок и датчиков, и тут же покосился на планшет. По сложенному квадрату карты щедро разбросаны голубые точки — озера, четко вычерчен извилистый берег моря со всеми бухтами и заливами. Зеленой краской залиты просторы тундры. Он чуть накренил самолет и под крылом увидел далекие огоньки поселка, темно-серую землю, разбрызганные кляксы озер и пугающую черноту моря. Особенно старательно разгладил капку — спасательный жилет, почему-то впервые по-новому оценивая его необходимость. В экипировке летчика он выполнял функции стальной кольчуги или панциря в снаряжении средневекового рыцаря. На летчике был еще высотный костюм, который натягивался на шерстяное белье, как эластичный чулок. Все одеяние завершал синий комбинезон. Он защищал высотный костюм от случайных зацепов и порывов.

— Десятый, вам курс шестьдесят пять градусов! Высота восемь тысяч! — Голос штурмана наведения звучал отрывисто и напряженно.

— Понял! — спокойно отозвался Кузовлев.

Он не первый раз вылетал по тревоге и хорошо знал, что ему предстояло делать: отыскать цель, а потом имитировать атаку и пуск ракет. Волнение штурмана наведения не передалось ему, так как, с его точки зрения, для этого не было причины. Подошло время летных учений полка, и тревогу из штаба объявляли часто, в любое время дня и ночи.

— Эшелон «десять», атаковать цель!

«Атаковать так атаковать», — подумал летчик, готовясь услышать дополнительные команды с КП. Кузовлев внимательно прислушивался к потрескиванию в наушниках: не раздастся ли снова голос штурмана наведения. Ему приятно услышать любое слово с земли. Он знал, что за ним напряженно следят операторы радиолокаторов, планшетисты и штурман наведения, четко передают данные на КП. Наверное, о его вылете сообщили командиру полка полковнику Здатченко и командиру эскадрильи майору Карабанову. Те, конечно, подняли по тревоге группу усиления.

Кузовлев вспомнил совместный полет на спарке в зону с майором Карабановым. Комэск проверял технику пилотирования и ставил летчика в самые неожиданные ситуации. При этом включал все приборы и наблюдал каждое движение летчика. Тогда он почувствовал себя в воздухе снова курсантом, совершающим свой первый полет.

Первый полет! Он его хорошо запомнил. В аэроклубе ДОСААФ он вылетал на По-2. Мальчишеский страх и сомнения. Как все это было давно! «А существует ли вообще для летчика полет первый и последний? — вдруг пустился философствовать Кузовлев. — По сути, каждый новый полет первый и неповторимый!»

— Десятый, удаление тридцать километров!

Кузовлев почувствовал, что штурман наведения был чем-то обеспокоен. Интересно, что его волнует? Он мысленно перебирал все детали своего взлета, но ничего подозрительного отметить не мог. Цель за рубеж перехвата не выпустит, как сделал однажды. Хватит с него одной ошибки. Больше он ее не повторит! Летчик подумал, что хорошо бы успокоить штурмана наведения и передать на КП несколько ободряющих слов, но, к сожалению, не имел права вступать в разговор.