Геннадий Прашкевич - Люди Огненного Кольца

Когда на пороге появился худой человек с узкими скулами и черными поблескивающими глазами, я сразу понял — это Насибулин. Пятнадцатый к тому времени ушел, Вова проснулся, пил чай и всячески поносил полупьяных котов, блаженно забившихся под широкую лавку.

— Возьми их, Насибулин, — попросил он. — Они бесхвостые, а по характеру вообще за хряков сойдут!

— Не-е-е… — тянул Насибулин. — Мне, глядь, котов не надо! Я бы, глядь, корову купил! По поселку, глядь, одна ходит. Как нищенка, во! И кто, глядь, ее хозяин? Стебанулась корова-то! К скобяной лавке ни шагу, а вот к хлебной с ходу идет. Чудеса, глядь!

— Корова? — фальшиво обрадовался мой друг, — Так это ж моя корова! Ай-яй-яй, недоенная ушла!

Скулы у Насибулина заострились:

— Во, глядь, хозяин! Кто ж, глядь, поступает так с живою-то душой? Пусть она моя будет!

— Пусть она твоя будет! — как заклинание, произнес Вова. — И вместе с веревкой! Я ей на рога веревку новую замотал.

В итоге Насибулин получил Капу, я свои полевые, а Вова какой-то процент.

— Ты, Вов, — говорил Насибулин, краснея от удовольствия, — не хозяин, но большой души человек! Ты мне патронов дашь к карабину.

— Нет, патронов я тебе не дам.

— Тогда будешь сам убивать, ладно?

Странный, тревожащий вели они разговор, но я не вмешивался.

В конце концов мы уложили сморенного Насибулина на свободную полку универсального стеллажа и пошли в поселок. Цели у нас не было. Так, гуляли.

Провожаемые собачьим лаем, мы прошли по всему поселку, думая встретить Капу. Но Капы нигде не было.

Вова встревожился:

— Не дай бог, она к обрывам ушла, не дай бог, на обрывах убилась!

Мы вышли на берег стремительного, вопящего в завалах камней ручья. Вода тут была страшно холодная, но Вова, не выдержал, Махнул рукой, стал снимать рубашку. И в этот момент, медленно, как ассирийское чудище, выплыла из-за скал разъяренная Капа. Вероятно, она все еще от качки не отошла: в глазах ее сиял такой бешеный огонь, что, не медля ни секунды, я прыгнул в самый высокий и пышный куст шиповника, а Вова по шею погрузился в кипящие ледяные струи ручья.

Это удовлетворило Капу. Отмщение было налицо. Вова на глазах схватывает родимчик от переохлаждения, а я накрепко приколот к тысячам длинных шипов.

Покачав рогами, Капа ушла, наступив на мою рубашку.

— Во, глядь! — послышался голос. — Такие потрясения надо трудом лечить!

— Всех лечить надо, — дрожа, заявил Вова. — Помоги, Насибулин, у меня ноги не гнутся.

— Ты мне патронов дашь, ладно? — сказал Насибулин, успевший выспаться на стеллаже.

— Я тебе патронов не дам, Насибулин.

— Тогда сам убивать будешь, ладно?

— О чем он? — не выдержал я, сдирая с себя колючки.

— Свинью застрелить, — пояснил Насибулин, извлекая негнущегося Вову из воды. — У меня ферма, глядь, весь поселок мясом кормлю. Но животные, глядь, не камень, я к каждому душой прикипаю — как руку на них поднять?

— Ладно, — решил Вова. — Мишке в дорогу окорок дашь, мне немного грудинки. Идем, патроны возьму.

Через двадцать минут мы были на вершине холма, отделенного от внешнего мира высоким глухим заплотом. В загоне, докопавшись до базальтовой основы острова, дремали, сонно похрюкивая, черные мощные хряки Насибулина.

Сощурив глаза, Вова вошел в загон. Насибулин припер ворота, я предусмотрительно остался снаружи. Наше напряжение передалось хрякам, они подняли широкие морды, близоруко вставились на Вову, и тогда он, решившись, передернул затвор и, как громовержец, врубил весь магазин прямо в стадо.

Звенящая тишина объяла мир.

Какое-то мгновение хряки отупело рассматривали Вову, а затем разом, завопив, смяли Насибулина и врассыпную, как птицы, усиганули через заплот. Вполне можно было бить влет дуплетом.

Тишина давила на уши.

Я даже в небо взглянул — не летит ли по нему черный косяк? Но нет, в небесах было торжественно и чудно, только здесь, на грешной веселой земле, изумленно восклицал Насибулин: «Во, глядь!» — да Вова все никак не мог вытянуть из кармана неподдающуюся сигарету.

На другой день, часов в одиннадцать, мы видели Капу в последний раз. Она остановилась у булочной, втиснувшись между девочкой с кошелкой и, мужчиной в темных очках.

И кто-то сказал:

— Дайте ей с отрубями что-нибудь. Коровы грубые корма любят!

— В порядке очереди! — обиделся продавец. — К тому же мы грубых кормов не держим.

Капа была согласна. Спокойно стояла, ждала, настроившись, видимо, минут на двадцать. Люди переговаривались, жалели ее, ругали неизвестного нерадивого ее хозяина, а потом вдруг все изменилось.