Алексей Бондин - Лога

Макар хмурился. Война вышибла его из колеи: машиниста взяли, забои опустели. Прииск работал вяло. С Архиповым назревал конфликт. Здесь шла молчаливая война. Компания снова разобрала перевалку Смородинки и пустила воду по прорезу. Безыменка надувалась, грозила снова затопить разработки Скоробогатова. Макар ночами посылал Телышкова, — тот бросал несколько патронов динамита в перехват старого русла, и прорез снова мелел.

«Я разорю вас, — думал Скоробогатов, — У вас тонка кишка супротив меня».

К осени компания Архипова бросила работы и передала за солидную сумму свою делянку на Акимовских логах артели мелких старателей.

Вскоре Суханов приехал к Макару.

— К тебе приехал потолковать, Макар Яковлич, — ласково заговорил он.

— Знаю, насчет прореза…

— Да, насчет водички. Тебе она не нужна, а нам до-зарезу надобна. Вишь, лето-то нынче засушливое было. Ты тут у нас прямо в пузо въехал.

— Ну, не я, а вы въехали!

— И те и другие друг другу помеха выходит, — спокойно говорил Суханов.

— Отводите ниже!

— Куда? Гора тут!

— Тогда не сговоримся!

— Нам-то что? Мы хотели с тобой мирно обойтись, без ссоры на соседнем деле. Ну, а если ты никак не поддаешься, так мы будем по-своему. У нас теперича на эту историю бумага есть.

На другой день Скоробогатов поехал к Рогожину.

«За артель Мишку уконопатили, а сами этой артели рудник отдали», — думал он.

Но Рогожин, со свойственной ему изворотливостью, объяснил:

— Здесь не коллектив, а просто артель на паях. Это дело законное, разрешенное.

— А мне эти лога взять? Как по-вашему?..

— Можем!

— Как? — обрадованно спросил Скоробогатов.

— Я могу это дело сделать.

— Ну, как, как?..

— А это дело уже не ваше.

— Отблагодарю!..

— Дело придется вести с его превосходительством. Мне только за хлопоты.

— Валяй, слушай — а?..

Рогожин поморщился.

— Хорошо, будем валять. Заверните завтра.

И Рогожин «свалял». Больше половины старателей из сухановской артели мобилизовали, с Сухановым договор расторгли, а Рогожин положил в карман чек на пятьсот рублей.

У Скоробогатова выпала из мошны крупная сумма денег, но зато теперь на Акимовских логах он стал полным хозяином.

Тяжелой поступью прошли два года. С запада приходили тревожные вести. Говорили о крепком стальном кулаке, который свирепо бил направо и налево.

Отравленный газами, приехал Гурьян Сошников. На улицах Подгорного была тишина и уныние.

Яков Скоробогатов бесцельно слонялся по базару и безнадежно качал головой, смотря, как замирает торговля. Он одряхлел, тело его подсохло. Тонкие рыжие штаны болтались на тощих ногах. Проходя мимо казенной винной лавки, он каждый раз тоскливо посматривал на торчащие у крыльца бруски, где когда-то красовалась вывеска. Несколько раз он уезжал на рудник, но и там так же скучал, как дома.

— Не та жизнь стала, как прежде, — говорил он, — люди какие-то новые, неприветливые нонче стали.

Встретил однажды Смолина, — обрадовался. Смолин тоже постарел, высох. В курчавой бороде пророс серебряный волос, только глаза остались прежние — жгуче-черные, с искорками усмешки.

Яков хотел поговорить о прежнем, но это у него как-то не вышло.

— Что за время пришло? — сказал он.

Смолин только усмехнулся и промычал. Яков не знал о чем дальше говорить, а Смолину, должно быть, не хотелось разговаривать с Яковом. Помолчав немного, он покосился на старика и хмуро сказал:

— Воюем.

— Правда ли, что наших бьют, а?

— А так и надо, поскорей к концу.

— Вот как? — удивленно сказал Яков. — Сам себе ворог, значит, нонче народ.

— Не тех бьют, кого надо!

— Это как?

— А так! Надо бить тех, кто войну затеял. Придет время — будем бить.

Смолин это проговорил злобно, потом, будто вспомнив что-то, отошел от изумленного Якова.

Слоняясь по ближним логам, Яков встречал насмешливые взгляды старателей:

— Безделье убиваешь?

— Стар стал… Поди, могилу заказал? Макарка-то не выгнал тебя? Нас так отовсюду выгнал. Эх, милый, как только ты живешь с ним? На войну бы шел…

Яков присмирел, стал тихим, послушным. Татьяны он побаивался. Она стала еще строже и взыскательней. Скоробогатовский дом теперь посещали нарядные дамы. Прислушиваясь к их разговору, Макар чувствовал себя «как не дома». Он замечал, что Татьяна смущенно краснеет, когда он вмешивается в разговор.

Гостьи эти не сидели без дела. Из кусков бязи они кроили штаны и рубахи. Макар спросил однажды жену: