Nikolai Gogol |
Николай Васильевич Гоголь |
The Viy |
Вий |
As soon as the clear seminary bell began sounding in Kieff in the morning, the pupils would come flocking from all parts of the town. |
Как только ударял в Киеве поутру довольно звонкий семинарский колокол, висевший у ворот Братского монастыря, то уже со всего города спешили толпами школьники и бурсаки. |
The students of grammar, rhetoric, philosophy, and theology hastened with their books under their arms over the streets. |
Грамматики, риторы, философы и богословы, с тетрадями под мышкой, брели в класс. |
The "grammarians" were still mere boys. On the way they pushed against each other and quarrelled with shrill voices. Nearly all of them wore torn or dirty clothes, and their pockets were always crammed with all kinds of things - push-bones, pipes made out of pens, remains of confectionery, and sometimes even young sparrows. The latter would sometimes begin to chirp in the midst of deep silence in the school, and bring down on their possessors severe canings and thrashings. |
Грамматики были еще очень малы; идя, толкали друг друга и бранились между собою самым тоненьким дискантом; они были все почти в изодранных или запачканных платьях, и карманы их вечно были наполнены всякою дрянью; как-то: бабками, свистелками, сделанными из перышек, недоеденным пирогом, а иногда даже и маленькими воробьенками, из которых один, вдруг чиликнув среди необыкновенной тишины в классе, доставлял своему патрону порядочные пали в обе руки, а иногда и вишневые розги. |
The "rhetoricians" walked in a more orderly way. Their clothes were generally untorn, but on the other hand their faces were often strangely decorated; one had a black eye, and the lips of another resembled a single blister, etc. These spoke to each other in tenor voices. |
Риторы шли солиднее: платья у них были часто совершенно целы, но зато на лице всегда почти бывало какое-нибудь украшение в виде риторического тропа: или один глаз уходил под самый лоб, или вместо губы целый пузырь, или какая-нибудь другая примета; эти говорили и божились между собою тенором. |
The "philosophers" talked in a tone an octave lower; in their pockets they only had fragments of tobacco, never whole cakes of it; for what they could get hold of, they used at once. |
Философы целою октавою брали ниже: в карманах их, кроме крепких табачных корешков, ничего не было. |
They smelt so strongly of tobacco and brandy, that a workman passing by them would often remain standing and sniffing with his nose in the air, like a hound. |
Запасов они не делали никаких и все, что попадалось, съедали тогда же; от них слышалась трубка и горелка иногда так далеко, что проходивший мимо ремесленник долго еще, остановившись, нюхал, как гончая собака, воздух. |
About this time of day the market-place was generally full of bustle, and the market women, selling rolls, cakes, and honey-tarts, plucked the sleeves of those who wore coats of fine cloth or cotton. |
Рынок в это время обыкновенно только что начинал шевелиться, и торговки с бубликами, булками, арбузными семечками и маковниками дергали наподхват за полы тех, у которых полы были из тонкого сукна или какой-нибудь бумажной материи. |
"Young sir! Young sir! Here! Here!" they cried from all sides. |
- Паничи! паничи! сюды! сюды! - говорили они со всех сторон. |
"Bolls and cakes and tasty tarts, very delicious! I have baked them myself!" |
- Ось бублики, маковники, вертычки, буханци хороши! ей-богу, хороши! на меду! сама пекла! |
Another drew something long and crooked out of her basket and cried, |
Другая, подняв что-то длинное, скрученное из теста, кричала: |
"Here is a sausage, young sir! Buy a sausage!" |
- Ось сусулька! паничи, купите сусульку! |
"Don't buy anything from her!" cried a rival. "See how greasy she is, and what a dirty nose and hands she has!" |
- Не покупайте у этой ничего: смотрите, какая она скверная - и нос нехороший, и руки нечистые... |
But the market women carefully avoided appealing to the philosophers and theologians, for these only took handfuls of eatables merely to taste them. |
Но философов и богословов они боялись задевать, потому что философы и богословы всегда любили брать только на пробу и притом целою горстью |
Arrived at the seminary, the whole crowd of students dispersed into the low, large class-rooms with small windows, broad doors, and blackened benches. |
По приходе в семинарию вся толпа размещалась по классам, находившимся в низеньких, довольно, однако же, просторных комнатах с небольшими окнами, с широкими дверьми и запачканными скамьями. |
Suddenly they were filled with a many-toned murmur. The teachers heard the pupils' lessons repeated, some in shrill and others in deep voices which sounded like a distant booming. While the lessons were being said, the teachers kept a sharp eye open to see whether pieces of cake or other dainties were protruding from their pupils' pockets; if so, they were promptly confiscated. |
Класс наполнялся вдруг разноголосными жужжаниями: авдиторы выслушивали своих учеников; звонкий дискант грамматика попадал как раз в звон стекла, вставленного в маленькие окна, и стекло отвечало почти тем же звуком; в углу гудел ритор, которого рот и толстые губы должны бы принадлежать, по крайней мере, философии. Он гудел басом, и только слышно было издали: бу, бу, бу, бу... Авдиторы, слушая урок, смотрели одним глазом под скамью, где из кармана подчиненного бурсака выглядывала булка, или вареник, или семена из тыкв. |