Владимир Возовиков - Время алых снегов

Воздух белел, он походил уже на разбавленное молоко, тучи, зачернев, набычились, стремительно пошли на Куликова. Истребитель снижался, его по-прежнему вела земля — Куликов пока не обнаружил цели.

Истребитель шел в тучах, пронзая их, подобно артиллерийскому снаряду. В маленьком мирке приборов, сжатом сталью и бронестеклом фонаря, едва озаренном цветными звездочками индикаторов и мерцанием экрана, Куликов был дома. Его машина с ним — она разгадывает начинку туч по курсу, она остережет и подскажет, не обманет и не предаст. Нет ничего на свете вернее машины, которую знаешь и любишь. Ведь у такой машины твой характер...

Вот она, цель: крохотное, дымное пятнышко на экране, — и тотчас убран газ, выброшены тормозные щитки, разница в скоростях так велика, что цель не удаляется, а летит навстречу, хотя Куликов ее догоняет.

Все-таки странно это — выходить на цель, чтобы спасти ее. Летчик-истребитель Куликов привык к другому.

Море, седое от пены, возникло близко, — казалось, машина заденет волну. Однако в небе меньше всего верил Куликов внезапному впечатлению. Он верил прибору. Спокойно переводя машину в горизонтальный полет, увидел «цель».

Тускло-серый двухмоторный турбовинтовик походил на усталую, испуганную птицу, занесенную бурей в открытый океан и тоскливо ищущую глазами берег. Вмятины на фюзеляже, задранная в одном месте обшивка крыла, даже нос самолета угрюмо опущен, а крылья, кажется, вот-вот сложатся. От появления истребителя турбовинтовик шатнуло. Пилот мог напугаться: он не знал, где летит и с чем явился этот стальной треугольник с красной звездой на киле, выброшенный из тучи подобно наконечнику гигантского копья. Куликову его самолет казался красивейшей в мире машиной, но таков ли он для чужих глаз?

На вираже Алексей издалека лег на пересекающийся курс впереди иностранца, призывно покачал крыльями. Его поняли «с полуслова». Готовность и воскреснувшая надежда читались в том, как лайнер поспешно качнул в ответ крылом, как торопливо стал менять курс, как облегченно приподнял тяжелый дельфиний нос. Алексей снова развернулся, зашел сзади и, рискуя дать просадку до разъяренных волн, стал приближаться на самой малой скорости. Помогая ему, лайнер пошел быстрее, какой-то момент они летели рядом, крыло к крылу. Слегка накренив машину, чтобы его лучше видели, Куликов для верности несколько раз указал рукой направление полета. Из-за стекла пилотской кабины ему кивал обнаженной седой головой старый летчик. Рядом к стеклу приникла девушка в светло-синем костюме стюардессы — одной рукой махала Куликову, другой утирала слезы на смеющемся красивом лице. И по всему борту лайнера в стеклах иллюминаторов белели человеческие лица, а в одном два сразу — женщины и девочки...

Близко внизу бушевал океан, словно хотел доплеснуть до самолетов, словно его бесило, что добыча, бывшая так близко, теперь ускользает. «На сей раз обойдешься, старик!..»

Океан призвал на помощь грозу. Теперь, когда самолеты шли к берегу, ее фронт быстро надвигался справа, огонь молний уже пробивал толщу ближних туч, их растрепанная, грязно-серая кромка и пенное море внизу поминутно озарялись.

Но и у Куликова были союзники.

— Тридцать третий! — летело к нему сквозь треск разрядов. — Курс двести пятьдесят, уходите вверх — вы успеете проскочить между фронтами. Уходите вверх!..

Куликов позвал иностранца выше, в тучи, но тот, едва коснувшись их кромки, перешел на горизонталь — боялся слепого полета, боялся потерять спасителя. «Что же ты, Седой? Теперь ты знаешь курс, видишь, кому доверился. Если настанет даже кромешный мрак, я-то тебя не потеряю».

Резко нырнув к самым волнам, Куликов взмыл, повелительно качая плоскостями, воткнулся в сырую серую вату... Воротясь назад, он не увидел лайнера. Нашел его в серой тьме электронным лучом — лайнер уверенно и круто полз вверх. «Так и держи, Седой!..» Решительно взял на себя ручку...

В глаза хлестнул свет. Туго свитые клубки облаков были белыми до синевы, они словно наскакивали на резко очерченную тень лайнера — тяжелого, серебристого под солнцем, весело несущего ослепительные нимбы винтов. Седой приветствовал Алексея медленным покачиванием крыльев. Они летели над самыми облаками, в солнечном коридоре меж грозовых туч. Впереди было светло, облачная гряда обрывалась вдали, а за нею — бело-зеленая кипень воды, жемчужная нить прибоя, равнина земли, окантованная сизыми горами. Близко справа шла черная стена, в ней вихрилось, ворочалось, сверкало, и Алексей погрозил косматой стене кулаком: «Ты опоздала, ведьма!»