Владимир Возовиков - Время алых снегов

Давний, застарелый гнев охватил Нечаева. Ну что ж, рано или поздно «мины» должны заявить о себе.

— Вы, кажется, курите, лейтенант? Позвольте одну...

Прикуривая, закашлялся от горького дыма — давно не баловался табаком, думал, навсегда с ним расстался.

— Вы когда-нибудь ходили по минному полю, товарищ лейтенант?

— Еще бы! Наше главное занятие.

— Опасное занятие.

— Да уж для кого как.

Нечаев отшвырнул недокуренную сигарету, проследил, как она падала с высоты уступа, разгораясь в полете и таща за собой серую полоску дыма, а потом, упав на камень, брызнула малиновыми искрами. Как раз в этот момент из-за кривобокой горы выскочила боевая машина пехоты. Над ее распахнутыми люками щетинились стволы автоматов, и машина напоминала рассерженного дикобраза. Два истребителя-бомбардировщика, обогнав собственный звук, возникли над дорогой, и колючки стального «дикобраза» засверкали острыми огоньками. Нечаев подумал, что капитан Самарин конечно же позаботился о прикрытии от ударов с воздуха не только огнем мотострелков и в настоящем бою летчикам нелегко было бы пробиться к цели сквозь ливни свинца и стали, извергаемые сотнями стволов.

«Так, может, еще раз принять грех на душу — пропустить их? — мысль показалась весьма заманчивой. — Влетит мне одному. Хоть с опозданием заплачу по старому счету... Только вот как же быть тогда с Самариным? Он ведь и в следующий раз не остановится перед запретной дорожкой. И как знать, не соблазнит ли подобный образ действий кого-то из тех лейтенантов, которых Самарин ведет сейчас к перевалу? И кто потом и какой ценой заплатит за «первородный грех» майора Нечаева?»

— Товарищ майор! Они приближаются к линии оцепления!

Лейтенант уже присоединил провода к подрывной машине, забился с солдатами в нишу и нетерпеливо посматривал оттуда на Нечаева. Майор, будто не слыша, следил в бинокль, как из-за кривобокой горы выскакивали на дорогу боевые машины. Теперь не было сомнений: шел дозор головной походной заставы батальона.

Самолеты неистовствовали над колонной. Тут им раздолье — не то что ниже по реке, где дороги петляют под нависающими скалами. Тех-то дорог и побоялся капитан Самарин, гонясь за легким успехом...

Нечаев пригнулся, нырнул в нишу и сделал выразительный жест.

Реактивный гром заглох в долгом раскате взрыва, из клубов дыма падали изуродованные бревна настила, что-то резко щелкнуло о гранитный козырек ниши. Машины на дороге словно налетели на невидимую стену. Издалека нельзя было рассмотреть лица командиров экипажей, высунувшихся из люков. И все же Нечаеву казалось, что он читает на них во всей подробности выражение изумления, недоверия и растерянности.

Треск полевого телефона показался далеким-далеким.

— Слушаю! — лейтенант старался перекричать самолеты. — Колонна?.. Какая колонна? — И вдруг с тревогой: — Товарищ майор! Левый пост оцепления докладывает: в двух километрах выше брода по самоходному мосту переправляется большая колонна.

Нечаев резко обернулся:

— Что за ерунда? Там и дорог-то нет.

— А они по бездорожью. Обошли заслоны и вот-вот выйдут на тыловые пути... Видно, здесь перед нами только боковой дозор или отвлекающая группа. Главные силы — там!

Нечаева словно подбросило пружиной.

— Немедленно всех, кто не занят, в мой вездеход! Попробуем перехватить. Надо обязательно перехватить, иначе... Вот так Самарин! Вот тебе и наследничек! — вырвалось у него.

Он первым бросился вниз по крутизне, осыпая камни и рискуя свернуть шею. Какое-то радостное одушевление несло его вниз, словно там ждала награда, хотя теперь-то он точно знал, что ему нагорит. И за напрасно взорванный мост, и за то, что прозевал Самарина.

— Вот тебе и наследничек! — повторял он, не слыша, как горы глухо и одобрительно отзываются на гул еще далеких машин батальона...

1972 г .

Кабинет командира полка в маленьком штабном здании близ аэродромной вышки был залит слепящим светом. Восточная стена комнаты — из стекла, за нею — просторная поляна, серая взлетно-посадочная полоса, зеленая равнина приморья и белое предгрозовое солнце над далекой грядой туч. Полковник сидел за столиком, с которого свисали края карты. Мельком глянув на вошедшего комэска, не слушая рапорта, указал на стул, спросил, чуть хмурясь: