Тоне Светина - Волчата

Когда они вдвоем опять вышли на тропинку, Стипе приказал:

— Ступай вперед! Да держи винтовку наготове. По этой тропе часто партизаны к мельнице ходят. А я с мешком за тобой пойду. Так безопаснее будет. Как устану, поменяемся.

Сима заторопился вверх по склону. Идти было тяжело, ноги будто свинцовыми стали. Он слышал за собой прерывистое дыхание Стипе, лопатками чувствовал дуло его пистолета. Ему казалось, что Стипе выжидает, ищет удобного момента, чтобы расправиться и с ним. Казалось невозможным, что такой зверь, как Баканяц, может отпустить его живым. «Не верю я ему. Ничего другого мне не остается, как перехитрить его», — подумал Сима и еще быстрее стал подниматься в гору. Задыхаясь под тяжестью мешка, Стипе едва поспевал за ним.

Вскоре подъем кончился и начался крутой спуск. Сима сделал вид, что оступился, и упал. И тут же перевернулся на грудь и выстрелил из винтовки в Стипе.

— Будь ты проклят, предатель! — прохрипел тот, падая на землю и роняя мешок. Кусты, что росли на краю обрыва, не задержали его, и он покатился вниз по склону горы.

Сима в несколько прыжков очутился возле мешка. Он поддел его сапогом, поднял и взвалил на спину. Подойдя к краю обрыва, он услышал доносящийся из темноты хруст веток и для верности наугад выстрелил еще раз. Со дна оврага, где журчал ручей, послышались стоны, а потом наступила гробовая тишина.

Первой мыслью Симы было догнать Баканяца и прикончить его, если он еще жив. Однако инстинкт самосохранения остановил его. «Если Стипе ранен, он может спрятаться за кустом и подстрелить меня, — подумал Сима. Он наклонился к земле, зажег спичку. Слабый ее огонек осветил лужу крови. — Значит, Стипе и без того истечет кровью. Искать его нет никакого смысла. А что, если он не помер?.. Тогда мне вряд ли стоит возвращаться к своим».

С этими мыслями Сима двинулся дальше. Он шел довольно долго. Теперь лишь по розовому отблеску на небе можно было понять, в какой стороне осталась мельница. Сима остановился, чтобы перевести дух. Обтерев мокрый от пота лоб, он решил еще раз взглянуть на содержимое мешка и зажег спичку. Это золото и серебро, эти драгоценности усташи приносили Куделе после очередных «операций», твердо убежденные в том, что делают это «во имя процветания усташского государства».

«Одно дело — слова, другое — дела», — размышлял про себя Сима. Он вспомнил, как Кудела и другие офицеры призывали солдат «закаляться в боях ради великих целей усташского движения».

— Ну и дела, — произнес Сима и смачно сплюнул. — На деле получается, что любовь к родине у большинства из нас означает только любовь к собственному карману. Поэтому-то вот такие типы, как Кудела и Баканяц, как могут, надувают и обворовывают государство…

Он поднял мешок и поплелся через ночной лес. К его удивлению, чем дальше он шел, тем больше ему хотелось избавиться от своей ноши. И вдруг он страшно перепугался. Ему почудилось, что из темноты прямо на него шагнула тень майора Куделы, и он шарахнулся в сторону. Потом понял, что страхи его напрасны. «Человеческие деяния порой необъяснимы, — думал он, идя по лесу. — Стипе я убил из страха перед Куделой, а не потому, что боялся самого Стипе… Или это не так?.. Однако в каком лабиринте я оказался! Наверное, отсюда нет выхода. Хотя нет, не все еще потеряно. Любая дорога ведет к какой-то цели. Авось мне повезет. Можно, конечно, прийти прямо к Куделе и сказать: так, мол, и так. Стипе — предатель, это он ограбил мельника… Но эту мысль Сима сразу же отбросил. Вряд ли Кудела дал бы ему уйти живым, узнав о происшедшем. «Лучше всего пустить слух, что все трое убиты при выполнении задания, а самому добраться до дома и спрятаться там до конца войны. С таким мешком будущего бояться нечего. А если мы все же эту войну проиграем, тогда надо бежать за границу, где любого могут спасти только деньги, много денег», — решил он.

Привязанный к столбу мельник с ужасом смотрел, как превращалось в пепел все, что было создано руками дедов и отцов.

— Ханка, Ханка! — позвал он жену. Но голова жены безжизненно свесилась на грудь, а по лицу текла кровь. — О аллах, чем же я прогневил тебя? — испуганно вскрикнул Муйо. — Что я сделал в жизни плохого, за что ты меня так караешь? Я покорно служил тебе, а ты приговариваешь меня к такой ужасной смерти! Почему ты позволяешь, чтобы надо мной так издевались?..

В прежние времена, случалось, Муйо часто спорил о боге, о судьбе с лесником Михайло, которого все считали безбожником. Было это давно, еще в первую мировую войну.