Тоне Светина - Волчата

Гребень горы, окутанный сиреневой дымкой, издалека напоминал выгнутую спину громадного животного. У подножия горы, возвышавшейся над равниной, где в туманном мареве неторопливо катила свои воды река, вдоль лесов простирались луга и нивы, а среди них тут и там виднелись села и хутора.

Друг за другом забирались они все выше в горы, пока последние хуторки не отступили перед густым, почти непроходимым лесом, что рос до самых горных вершин.

Заметенные снегом селения были едва заметны среди высоких деревьев, чьи могучие стволы терялись во мраке.

Местность казалась вымершей, и лишь струйки дыма над крышами домов да тусклый свет в окнах свидетельствовали о том, что жизнь здесь не угасла, она только затаилась и дремлет, ожидая, когда же кончится зимний сон.

Ночь, царившую над этим горным краем, внезапно встревожили странные звуки — то были редкие и печальные крики ночных птиц, одинокий выстрел из охотничьего ружья и лай собак.

С высоты, где в серой мгле лиственные деревья мешались с хвойными, где начинался склон горы, спускавшийся к селам, донесся заунывный волчий вой, нарушая тишину звездной ночи.

Вожак стаи, крупный и сильный самец, так крепко уперся передними лапами в край ледяного наста, что он затрещал под его острыми когтями. Подняв морду, зверь уставился на сияющий в небе серп лупы. Голодные глаза волка отливали холодным металлическим блеском. Он громко и протяжно завыл, сначала низко, а потом все выше и выше. Эта тоскливая рулада поднялась над заснеженной землей и затерялась где-то в вышине, в прозрачной синеве неба.

Между деревьями замелькали серые тени. Волки окружили своего вожака. Позади стаи беспокойно топтались волчата.

На костлявых боках отощавших от голода и скитаний животных вздыбилась шерсть. Волки задрали головы кверху и, вторя вожаку, затянули унылую песню о своей голодной жизни. Их заунывный вой нагонял тоску и вселял страх не только в обитателей леса, но и в живущих в деревне людей и их собак. Время от времени волки замолкали и, навострив уши, прислушивались к звукам, доносившимся из глубин таинственного леса. Горы отвечали им — голодный вой других стай раздавался то справа, то слева, то тише, то громче до тех пор, пока не замер в тишине.

Внизу, в селах, громко залаяли собаки, сторожившие стада, — сначала неуверенно, потом все смелее и смелее. Напряжение нарастало, вселяя тревогу во все живое на горных склонах.

На краю села, что расположилось ближе всех к лесу, стоял дом, в окнах которого мигал слабый свет.

Дверь скрипнула. Во двор вышел высокий плечистый старик в овчинном кожухе и меховой шапке. За ним шли два мальчика, один нес фонарь, другой — топорик. Следом, боязливо оглядываясь в темноте, семенила девочка, закутанная в шерстяной платок.

Старик вышел посмотреть, не вернулась ли та лисица, которая вчера пробралась в курятник и задушила нескольких кур. Беспокоил его и вой волков. «Как бы до овец не добрались», — думал дед Джуро.

Почуяв хозяина, овчарка Руно, сторожившая двор, порывисто залаяла. Старик подошел к собаке, и она, виляя хвостом, положила передние лапы ему на плечи и лизнула в лицо.

Он не спеша проверил, не сломан ли забор, заперты ли ворота, и зашел в хлев. Овцы все еще жались друг к другу, дрожа от страха.

— Деда, а почему волки так воют? — спросил его внук Душко.

— Голодные они, — ответил старый Джуро, — вот и воют на луну.

— А почему они на луну-то воют? — снова спросил Душко.

— Чем-то она их беспокоит. А как перестанут выть — пойдут охотиться.

— Охотиться? А к нам они не придут?

— Не бойтесь, ребятки! К нам они не придут. Вот только не к добру это, когда волки так странно завывают. Что-то худое приключилось.

— С кем, дедушка? — взволнованно спросил Душко.

— Не знаю, — ответил старик. — Может, с волками, а может, с людьми… Дурной это знак. Дурной для всего живого.

— Мы волков не боимся, — хвастливо заявил соседский Лазо, хотя сам дрожал от страха. — Ведь у нас ружье есть и топор.

— Так что же может случиться, дедушка? — испуганно спросила сестра Душко Вука. — Что такое дурной знак?