Тоне Светина - Волчата

— Я же обещал, что еще навещу тебя. Признавайся, что сотрудничаешь с партизанами! Но сначала скажи нам, где ты прячешь золото, о котором все столько болтают?

У мельника перехватило дыхание, во рту пересохло. Кровь в висках стучала так громко, что казалось, этот стук был слышен далеко вокруг. Даже если он что-то и скажет, то это зверье все равно не поверит. «Лучше уж делать вид, что я ничего не знаю», — подумал Муйо, понимая, что этих бандитов вряд ли устроят какие-либо объяснения.

— Нет у меня золота, — громко сказал он. — А к партизанам я никакого отношения не имею. Разве я не посылал вам свои донесения?

— Не притворяйся невинным! Ты видел, что я сделал с Гаичем? У нас нет времени. Говори! Будешь молчать, тогда сначала мы тебя немного искупаем, потом поджарим, а уже напоследок посадим на кол. Жену твою тоже в расход пустим. И дочек твоих из-под земли достанем. Ну, что ты решил?..

Мельник молчал, крепко стиснув зубы. Стипе несколько раз ударил его по лицу так сильно, что у Муйо горлом пошла кровь.

Усташи выпихнули Муйо во двор и потащили к плотине. Двое держали его за ноги, а Стипе нагнул ему голову и сунул ее в воду. Мельник чуть было не захлебнулся. Усташи повторили этот прием несколько раз.

Затем, так ничего и не добившись, они притащили Муйо обратно на мельницу и подвесили к потолку.

— Муйо, раз ты так ничего и не понял, придется тебя посадить на кол, как турки моего предка посадили. — И, повернувшись к Фране, Стипе приказал: — Там, в углу, топор стоит. Возьми да хорошенько заостри колышек… Посмотрим, вспомнишь ли ты на этот раз, где клад прячешь? А пока мы тебя немножечко поджарим.

Пока Фране орудовал топором, Стипе на свече накалил кончик штыка.

— Ну, теперь ты будешь говорить? Думаешь, охота нам возиться с тобой всю ночь? Я поклялся: если будешь молчать, отправлю тебя на тот свет. — С этими словами Стипе поднес раскаленный штык к лицу мельника. Кожа на подбородке Муйо зашипела, он дернулся всем телом и, если бы не страшная боль, потерял бы сознание. Он закричал, но крик его потонул в реве воды, падавшей с плотины вниз.

У Ханки из глаз брызнули слезы.

— Неужели ты, Муйо, решил так умереть? Расскажи ты им все! Чего ради помирать за чужое добро? Отдай им, пусть убираются…

— Слышишь, Бегич? Твоя жена оказалась умнее тебя. Я же знал, что сокровища у тебя. А твои связи с партизанами нас не интересуют. Скажи, где прячешь золото, и кончим на этом разговор.

— Жене померещилось, — чуть слышно произнес мельник, — никакого золота у меня не было и нет, разве что по мелочи. Но это мне дали на хранение.

— Закрой свой поганый рот! Не думай, что нас легко провести. Я сыт по горло твоим враньем. Будешь говорить правду?

Но мельник упрямо молчал.

— Братва, хватит! Снимай его, развязывай веревки, стаскивай штаны! — заорал Стипе.

Усташи подхватили мельника за руки и потащили к колу. Пока они тащили его, он явственно почувствовал страшную боль, застонал и стал просить, чтобы его отпустили.

— Видишь, я знал, что кол развяжет тебе язык. Сразу поумнел. Вспомнил, наверное, как турки мучили моего предка. Давай говори, если не хочешь торчать на колу…

— Стипе, у меня действительно спрятаны сокровища, но предупреждаю тебя, что это золото — собственность господина Куделы, и никого другого. Не знаю, что он сделает с вами, если узнает…

— А это уже не твоего ума дело! Давай показывай, где сокровища…

— Так и быть, идите за мной.

Мельник провел усташей в самый конец двора, где лежал большой камень. Он приподнял его, и под камнем оказалась глубокая яма. Стипе нагнулся и, дрожа от нетерпения, просунул в яму руку, нащупал и с трудом вытащил мешок, в котором что-то позвякивало.

Усташи подвинулись поближе к свече, которую держал мельник.

— Братва, глянь-ка! — Стипе развязал мешок.

Перед их алчущими глазами заблестели золотые и серебряные монеты, заиграли украшения из драгоценных камней.

— Бог ты мой, так это и взаправду настоящие сокровища! Вот тебе и Кудела, примерный офицер! — заохал Фране.

Баканяц понял, что отступать уже нельзя.

«А может, положить мешок на место? Вдруг Кудела дознается? Не миновать нам тогда расправы», — подумал он.

Заметив, что усташи заколебались, мельник тихо сказал:

— Кладите все обратно да уходите подобру-поздорову, а то греха не оберетесь. Теперь-то, надеюсь, вы поняли, что я человек Куделы и что я предан немцам? Если вас сотник не раскусит, то уж гестапо-то точно до вас доберется.