Чарльз Диккенс - Приключения Оливера Твиста - английский и русский параллельные тексты

' Let me see the child, and die.' - Дайте мне посмотреть на ребенка - и умереть. The surgeon had been sitting with his face turned towards the fire: giving the palms of his hands a warm and a rub alternately. Врач сидел у камина, согревая и потирая ладони. As the young woman spoke, he rose, and advancing to the bed's head, said, with more kindness than might have been expected of him: Когда заговорила молодая женщина, он встал и, подойдя к изголовью, сказал ласковее, чем можно было от него ждать: ' Oh, you must not talk about dying yet.' - Ну, вам еще рано говорить о смерти! 'Lor bless her dear heart, no!' interposed the nurse, hastily depositing in her pocket a green glass bottle, the contents of which she had been tasting in a corner with evident satisfaction. - Конечно, боже избавь! - вмешалась сиделка, торопливо засовывая в карман зеленую бутылку, содержимое которой она с явным удовольствием смаковала в углу комнаты. 'Lor bless her dear heart, when she has lived as long as I have, sir, and had thirteen children of her own, and all on 'em dead except two, and them in the wurkus with me, she'll know better than to take on in that way, bless her dear heart! - Боже избавь! Вот когда она проживет столько, сколько прожила я, сэр, да произведет на свет тринадцать ребят, и из них останутся в живых двое, да и те будут с нею в работном доме, вот тогда она образумится и не будет принимать все близко к сердцу!.. Think what it is to be a mother, there's a dear young lamb do.' Подумайте, милая, о том, что значит быть матерью! Какой у вас милый ребеночек! Apparently this consolatory perspective of a mother's prospects failed in producing its due effect. По-видимому, эта утешительная перспектива материнства не произвела надлежащего впечатления. The patient shook her head, and stretched out her hand towards the child. Больная покачала головой и протянула руку к ребенку. The surgeon deposited it in her arms. Доктор передал его в ее объятия.

She imprinted her cold white lips passionately on its forehead; passed her hands over her face; gazed wildly round; shuddered; fell back-and died.	Она страстно прижалась холодными, бледными губами к его лбу, провела рукой по лицу, дико осмотрелась вокруг, вздрогнула, откинулась назад... и умерла.
They chafed her breast, hands, and temples; but the blood had stopped forever.	Ей растирали грудь, руки и виски, но сердце остановилось навеки.
They talked of hope and comfort.	Что-то говорили о надежде и успокоении.
They had been strangers too long.	Но этого она давно уже не ведала.
'It's all over, Mrs. Thingummy!' said the surgeon at last.	- Все кончено, миссис Тингами! - сказал, наконец, врач.
'Ah, poor dear, so it is!' said the nurse, picking up the cork of the green bottle, which had fallen out on the pillow, as she stooped to take up the child.	- Да, все кончено. Ах, бедняжка! - подтвердила сиделка, подхватывая пробку от зеленой бутылки, упавшую на подушку, когда она наклонилась, чтобы взять ребенка.
' Poor dear!'	- Бедняжка!
'You needn't mind sending up to me, if the child cries, nurse,' said the surgeon, putting on his gloves with great deliberation.	- Вам незачем посылать за мной, если ребенок будет кричать, - сказал врач, медленно натягивая перчатки.
'It's very likely it will be troublesome.	- Очень возможно, что он окажется беспокойным.
Give it a little gruel if it is.'	В таком случае дайте ему жидкой кашки.
He put on his hat, and, pausing by the bed-side on his way to the door, added, 'She was a good-looking girl, too; where did she come from?'	- Он надел шляпу, направился к двери и, приостановившись у кровати, добавил: -Миловидная женщина... Откуда она пришла?
'She was brought here last night,' replied the old woman, 'by the overseer's order.	- Ее принесли сюда вчера вечером, - ответила старуха, - по распоряжению надзирателя.
She was found lying in the street.	Ее нашли лежащей на улице.
She had walked some distance, for her shoes were worn to pieces; but where she came from, or where she was going to, nobody knows.'	Она пришла издалека, башмаки у нее совсем истоптаны, но откуда и куда она шла - никто не знает.
The surgeon leaned over the body, and raised the left hand.	Врач наклонился к покойнице и поднял ее левую ру ку.
'The old story,' he said, shaking his head: 'no wedding-ring, I see.	- Старая история, - сказал он, покачивая головой.- Нет обручального кольца...
Ah! Good-night!'	Ну, спокойной ночи!
The medical gentleman walked away to dinner; and the nurse, having once more applied herself to the green bottle, sat down on a low chair before the fire, and proceeded to dress the infant.	Достойный медик отправился обедать, а сиделка, еще раз приложившись к зеленой бутылке, уселась на низкий стул у камина и принялась облачать младенца.
What an excellent example of the power of dress, young Oliver Twist was!	Каким превосходным доказательством могущества одеяния явился юный Оливер Твист!

Wrapped in the blanket which had hitherto formed his only covering, he might have been the child of a nobleman or a beggar; it would have been hard for the haughtiest stranger to have assigned him his proper station in society.	Закутанный в одеяло, которое было доселе единственным его покровом, он мог быть сыном дворянина и сыном нищего; самый родовитый человек едва ли смог бы определить подобающее ему место в обществе.
But now that he was enveloped in the old calico robes which had grown yellow in the same service, he was badged and ticketed, and fell into his place at once-a parish child-the orphan of a workhouse-the humble, half-starved drudge-to be cuffed and buffeted through the world-despised by all, and pitied by none.	Но теперь, когда его облачили в старую коленкоровую рубашонку, пожелтевшую от времени, он был отмечен и снабжен ярлыком и сразу занял свое место - приходского ребенка, сироты из работного дома, смиренного колодного бедняка, проходящего свой жизненный путь под градом ударов и пощечин, презираемого всеми и нигде не встречающего жалости.
Oliver cried lustily.	Оливер громко кричал.
If he could have known that he was an orphan, left to the tender mercies of church-wardens and overseers, perhaps he would have cried the louder.	Если бы мог он знать, что он сирота, оставленный на милосердное попечение церковных старост и надзирателей, быть может, он кричал бы еще громче.
CHAPTER II TREATS OF OLIVER TWIST'S GROWTH, EDUCATION, AND BOARD	ГЛАВА II повествует о том, как рос, воспитывался и как был вскормлен Оливер Твист.
For the next eight or ten months, Oliver was the victim of a systematic course of treachery and deception.	В течение следующих восьми или десяти месяцев Оливер был жертвой системы вероломства и обманов.
He was brought up by hand.	Его кормили из рожка.
The hungry and destitute situation of the infant orphan was duly reported by the workhouse authorities to the parish authorities.	О голодном малютке-сироте, лишенном самого необходимого, власти работного дома доложили надлежащим образом приходским властям.
The parish authorities inquired with dignity of the workhouse authorities, whether there was no female then domiciled in 'the house' who was in a situation to impart to Oliver Twist, the consolation and nourishment of which he stood in need.	Приходские власти с достоинством запросили властей работного дома о том, нет ли какой-нибудь особы женского пола, проживающей в доме, которая могла бы доставить Оливеру Твисту утешение и питание, столь для него необходимые.
The workhouse authorities replied with humility, that there was not.	На это власти работного дома ответили, что такой особы нет.
Upon this, the parish authorities magnanimously and humanely resolved, that Oliver should be 'farmed,' or, in other words, that he should be dispatched to a branch-workhouse some three miles off, where twenty or thirty other juvenile offenders against the poor-laws, rolled about the floor all day, without the inconvenience of too much food or too much clothing, under the parental superintendence of an elderly female, who received the culprits at and for the consideration of sevenpence-halfpenny per small head per week.	Тогда приходские власти великодушно и человечно порешили, что Оливера следует поместить "на ферму", или, иными словами, препроводить его в отделение работного дома, находившееся на расстоянии примерно трех миль, где от двадцати до тридцати других юных нарушителей закона о бедных * копошились по целым дням на полу, не страдая от избытка пищи или одежды, под материнским надзором пожилой особы, которая принимала к себе этих преступников за семь с половиной пенсов с души.

Читать дальше