Борис Верхоустинский - Лесное озеро (сборник)

Отец Аввакум, морщась, выпивает водку, закусывает селедкой.

— Секта вредная до чрезвычайности! — твердо заявляет мать отца Аввакума.

— Почему-с? — любопытствует начальник почтово-телеграфной конторы.

— Соблазн великий. У нас духовенство и так принижено — ни доходов порядочных, ни почитания, одно лишь — церкву навещают да за требы платят. А как прослышат, что можно и через дырку спастись, все дырки просверлят из жадности… Солнцепоклонники! Я бы таких в тюрьму сажала для назидания.

Марк Павлович смеется.

— А кто этот дырник? — спрашивает учительница.

— Кузьма Коршунов.

— Неужто он?

— Он.

— А я и не знала… Мужик, как мужик, только водки не потребляет.

Отец Аввакум зорко следит, чтобы рюмки не пустовали. После шестой в голове Марка Павловича приятно туманится.

— Ночью дождь пойдет, — убежденно сообщает старуха.

— Вы думаете?

— Вернее примет нет: днем свинья хрюкала, воронье кричало да и поясница, почитай, с самого утра ноет.

Отец Аввакум, слегка охмелев, жалуется:

— Дырника таки я одолел, а вот нашего афеиста мне никак не своротить; ума не приложу, с чем подступиться к нему.

— Лавочника?

— Да, Памфилова… Стоит за прилавком, папиросой дымит, счетами нащелкивает. Почему в церковь не ходишь? Я, говорит, афеистом стал. Сам по складам еле-еле читает, борода до чрева отпущена. «Да знаешь ли, — спрашиваю, — значение сего слова иностранного?» — «Очень даже хорошо знаю!» — «А откуда же в таком случае мир произошел?» — «А по мне, — ответствует, — все равно: могло и вовсе мира не быть — одна радость-то». Вот тут и потолкуй с ним. Жена ревет, а он на нее цыкает: «Когда умру, бросьте меня за околицу, чтобы псы поели, да вороны моей падалью накормились».

Отец Аввакум в недоумении качает головой.

— И откуда столь сильное озлобление? Понять не могу. С одного боку — дырник в дырку солнышку молится, с другого — служитель хаоса и тьмы.

Филолог предлагает начальнику почтово-телеграфной конторы сыграть партию в шахматы.

— С удовольствием. Расставляйте, молодой человек.

Филолог расставляет. «Некто в сером» небрежно передвигает фигуры, но неожиданно Филолог объявляет:

— Вам некуда деться. Детский мат.

Начальник почтово-телеграфной конторы нахмуривается:

— To есть, как так — детский?

— Название такое.

— A-а!.. Да-с, давненько я не игрывал в эту игру, давненько.

Затаив обиду, он встает из-за стола и прощается со всеми. Марк Павлович тоже собирается домой.

На улице «некто в сером» язвительно замечает:

— Самолюбивый характер…

— У кого?

— У сынка нашего многоуважаемого отца Аввакума. Хэ-хэ! От горшка два вершка, а умничает, вмешивается в разговоры старших. Воспитание. Вот, подождите, выйдет, как пить дать, из него мошенник какой-нибудь или негодяй. Счастливо оставаться!

Начальник почтово-телеграфной конторы уходит, восвояси, унося с собой свою нестихающую злобу.

Погода, как предсказала старуха, и действительно меняется. Когда Марк Павлович приходит домой, незапертая калитка бьется в воротах; стонут деревья; столбы пыли прыгают по дороге, ударяются в стекла. Тьма прорезается светлыми зигзагами молний, как будто небесные стрелы отыскивают душу неправедную, чтобы ее ужалить. Б-бух! — гремит гром. Б-б-бу-бух!

Сгорбясь у стола, Марк Павлович думает про Эмму. Ей не нужна правда, она ищет безопасности и благополучия… Сорвалась, но вовремя ухватилась и уже тянется обратно.

— И пускай! — мрачно решает он, прислушиваясь к завыванию бури.

К утру погода унимается — светло и лазурно. «Кук-ка-ре-ку!» — радостно провозглашает под окном рыжий петушок.

После приема больных Марк Павлович идет в имение. Эмма Гансовна дома одна.

В столовой на стене оленьи рога; посуда на буфете расставлена в строгом порядке, около двери висит никелированный совочек с метелкою из разноцветных перьев.

Эмма Гансовна приветливо встречает гостя. Она в розовом батистовом платье.

— Ужасная вчера была гроза. Я не могла спать и все будила Фрица, мне одной было страшно.

Марк Павлович садится на стул, закуривает папиросу. Против него на стене ореховые часы с кукушкой. Кукушка скрывается в швейцарском домике, каждые полчаса она выскакивает оттуда и считает время.

— Милый, хочешь кофе?

— Нет, благодарю.

— Ну почему же?.. У нас очень хорошие сливки.

— Спасибо, не хочу.

Из златокудрой головки Эммы выпадает шпилька, Марк Павлович поднимает ее с пола и вручает Эмме.