Борис Верхоустинский - Лесное озеро (сборник)

Любопытная голова исчезает, надолго затаив злобу против земского врача за его грубый ответ.

Марк Павлович, беспечно посвистывая, приходит домой, занавешивает окна и ложится спать. Воробьи на улице чиликают, скрипит телега выезжающего работать мужика.

В душный день, когда от жары даже мухам не хочется летать, приезжает законная супруга. Марк Павлович, раздвинув занавеску, наблюдает, как она вылезает из запыленного тарантаса, направляется к калитке. Она еще постарела — одутловатое лицо, рачьи глаза, толстые обрубки — руки, ноги… Вся она — неповоротливая, тяжелая, пудов на шесть, в желтом кимоно, в нелепой шляпе с фиолетовыми цветами; вокруг потной шеи золотая цепочка от часов.

— Ты здесь, Марк?

— Оказывается.

Она ставит зонтик в угол и приказывает:

— Дай ямщику два с полтиной.

Марк Павлович передает в окно вознице деньги.

— Еле доехала, чуть не растаяла от жары.

— Зачем же ехала?

Она грузно опускается на стул.

— Затем, что я твоя жена. Не убежишь. Я тебя всюду найду, на дне морском. Тебе не удастся от меня улизнуть.

Она набивает папиросу.

— Подай огня.

Он зажигает спичку, подносит ей. Она долго закуривает, он стоит, точно лакей, обязанный прислуживать. Спичка едва не обжигает ему пальцы, он задувает.

— Как сын?

— Наш сынок здоров и кланяется папе, — умиляется она. — Сейчас он гостит у бабушки, но если ты хочешь, я напишу, чтобы его привезли сюда, мы заживем втроем — семейкою.

Марк Павлович рассеянно глядит на жужжащую муху, прилипшую к медовому листу. Песенка мухи спета — не вырваться, не оторваться: впереди голодная смерть.

Он ожесточается:

— Чего тебе, собственно, от меня надо? Из-за тебя меня отовсюду гонят. Я тебе сказал раз-навсегда: между нами нет и не будет ничего общего.

Она взрывается, как порох:

— Врешь! Не смеешь! Мерзавец! Найду управу на тебя! В церкви венчаны, не вокруг ракитового куста. А коли так, то и жить должны вместе. Не удерешь!

Он, сдерживая гнев, говорит:

— Прежде всего, Марья, не кричи, не выводи меня из терпения.

— Опять бить будешь? — взвизгивает она. — Ну, бей! Смотрите, смотрите: земский врач дубасит свою жену!.. Еще твои синяки не позабыла!

Он морщится.

— Ты сама меня доводишь до этого позора. Зачем я тебе? Давай развод. Пойми же, что мы с тобой не пара. И твой ребенок мне чужд, потому что ты для меня чужая.

Она истерически рыдает, комкая носовой платок.

— Ты меня поймала, как желторотого птенца. Убирайся обратно! — вдруг разъяривается он. — Чтобы духу твоего не было здесь!

— Не уйду! — взвизгивает она. — И жить будешь со мной, и кормить будешь и ухаживать за мной.

Он схватывает со стола шляпу, торопливо нахлобучивает, уходит из квартиры.

— Куда? — кричит супруга в окно, когда он открывает калитку.

— Когда успокоишься, вернусь! — сдержанно отвечает Марк Павлович, направляясь к погосту.

Около склепа он садится на скамью, обмахиваясь шляпой. Из церкви выходит отец Аввакум.

— Земскому врачу бью челом! — весело говорит он, пожимая руку Марка Павловича, и сдувает со скамьи сор, чтобы сесть.

— Люблю это местечко: тень, а в тени крестики… Вон, там, — указывает он на могилу, — покойница моя попадья похоронена. Всю землю проплакал поп, проплакал!.. Трудно одному на белом свете жить.

Он задумчиво теребит бороденку.

— И было, врач, так: ломали мы, ломали голову, как первое чадо наречь, когда попадья на сносях была — и придумали ведь: родился сын, а мы его — Фи-ло-ло-гом! Ха-ха-ха!

Отец Аввакум искрится весельем:

— Фи-ло-ло-гом!.. Думали, вырастет, поступит на филологический факультет. Вот была бы потеха! «Где ваш сын обучается?» — «Мой сын Филолог состоит фи-ло-ло-гом…» Ха-ха-ха!

Насмеявшись, отец Аввакум опять предается печали:

— Обижал я мою попадью неоднократно, ныне вспомню, так душу и зажжет.

Марк Павлович говорит ему:

— А ко мне жена приехала.

— О! Так врач-то, стало быть, из женатых. А молчал… Ха-ха! Хитрец! Небось, радехонек?

— Не рад, я с ней не живу.

— Вот оно что. Старая?

— Годов на пятнадцать постарше меня.

— Плохо, у разных возрастов и языки иные. Развод надобен!

— Не дает.

— От-так баба! — смеется отец Аввакум. — Властолюбивая, значит? Нехорошо, надо жить в согласии. Коли придет ко мне, я с нею поговорю.

Он поднимается со скамьи.

— От злой жены уйдешь, от одной смерти идти некуда, у нее цепи железные. Шли, шли, врач, твою супругу, я ей прочту наставление — уедет вспять, яко Мамай от стана российского. Ха-ха! Пойду летопись писать.