Борис Верхоустинский: Лесное озеро (сборник)

На высокой развесистой березе сидит Кука и сдирает с нее белую бересту, ласково шуршащую в грязных руках Куки. Оторвет — и бросит, оторвет — и бросит, туда, вниз, в зелень листвы.

Больно березе, шумит и со стоном качается. Злая Кука! Но Кука думает: я ее сперва немножечко раздену, посмотрю только, что у нее за берестой, а потом я ее одену опять. И вовсе не больно березе — какой там! Просто хитрит, притворяется, потому что тело у нее некрасивое, кирпично-желтое, хоть наряд-то и белый.

Тут Кука вспоминает, как весною береза плакала вкусными слезами. Надо попробовать. Кука впивается острыми зубами в кору ствола, но на языке одна горечь. Береза не хочет плакать вкусными слезами.

Кука настораживается. Кто-то сел на верхушку березы. «К-к-к-кар! К-к-к-кар!» Ага, это ворона! Зачем она прилетела? Тс-с-с! Она чистит клюв и стучит, как дятел. Вот бы ее поймать! Какая ловкая, прилетела неведомо откуда, а расселась, что барыня.

Кука возмущена и лезет по веткам наверх, к тому месту, где птица. Та близко подпускает ее к себе и смотрит на нее страшными черными глазами: чего от нее хочет Кука, не собирается ли она изловить ее, старую ворону, и переломить темные ножки, на которых так удобно скакать по дорогам.

«К-к-к-кар! К-к-к-кар!» — передразнивает ее Кука. «К-к- к-ка р! К-к- к- ка р!» — недоумевающе отвечает ворона; обе недовольны, обе недружелюбны.

— Дура! — вспыхивает гневом Кука, — воронища!

И, отломив от березы сухой сучок, бросает его в ворону. Ворона с ругательством улетает.

Кука торжествует: что, чья взяла! То-то!

Береза шумит одобрительно: молодчина Кука, так и следовало поступить с незнакомкою.

…На ясной поляне певучая тишина. Предвечернее солнце щедро золотит листву кряжистой березы, а ветер, смело прошедший сквозь лес и кустарники, поет тихо и радостно.

Кука шепчет:

— Чу!.. Чу!..

Это значит: кто-то издалека пробирается по лесу, ели сцепились хвойными руками и не пропускают его, а угрюмые осины бьют его по лицу тонкими ветками. Но разве могут его остановить хвойные руки елей и ветки осин? И напрасно вокруг него собирается можжевельник: все минет идущий издалека, он даже не соблазнится красотой Иван-чая, он не наклонится и за незабудками.

Кука радостно шепчет: «Чу!.. чу!» — и закрывает глаза.

Солнцем обожжено и ветром обвеяно лицо Куки, оно темно-медное, и руки у нее темно-медные, и ноги, обнаженные до колен, тоже загорели в неустанном движении. Бродит Кука полями, аукается в лесах, а в болотах пробирается с кочки на кочку к диким ягодам — морошке, бруснике и костянике. Есть когда загореть и обветриться.

А рваный ситец — платье Куки — выпачкан засохшею глиной, засмолен янтарною смолой сосен.

— К-к-к-кар! К-к-к-кар! — раздается испуганный возглас вороны. Кука открывает глаза и от неожиданности чуть не падает наземь. С высокого неба камнем спускается белый кречет; ворона, сидящая где-то в лесу, пронзительно каркает, но какое дело белому кречету до серой птицы с черствым телом и пахнущим падалью сердцем, — паря в сини небес, он увидел на вершине березы темно-медную птицу, — о, правда, она необычна, велика и со странными перьями, но белый кречет отважен и голоден камнем упал он с сини небес и вдруг, заметив свою ошибку, мечется в сторону.

— К-к-к-кар! К-к-к-кар! — в ужасе каркает из лесной чащи ворона, белый кречет спокойно сидит на ветке сосны, весь белый, как снег, но с черным надменно загнутым клювом и с могучими темными когтями. «А что, когти у тебя не железные?» — думает Кука, и хочется ей самой стать такою же белою птицей, и так же спадать с высокого неба, и так же горделиво сидеть на ветке сосны. Но прекрасное видение исчезает: буйный взмах крыльев — и уже нет кречета на краю ясной поляны, и уже ясная поляна скучна.

Кука быстро слезает с березы; лазает она ловко, то повиснет на руках над шелестящею листвой, то, как белка, перепрыгивает с ветки на ветку, внизу же, сажени на две, береза гола, — Кука обхватывает ее руками и ногами, чтобы сползти по стволу наземь.

Новость! Кука нагибается: у ее ног два братца подберезовика, один, большенький, крепыш с коричневой головкой, другой, поменьше, еще совсем дитя, ножка тоненькая, шляпка бледненькая — недавно вылез из темной земли. Однако, и хитрюга же эта береза — пока Кука сидела на ней, она родила двух ребеночков… Проворная! Впрочем, может быть, Кука проглядела их, когда на нее взбиралась.