Борис Верхоустинский: Лесное озеро (сборник)

— Ау! — кричит она.

Туманы раздаются, пропуская звонкий крик к лесистому берегу.

— Ау! — отзывается леший в лесу.

— Ау! — голосисто подхватывает другой леший.

И снова смыкаются седовласые туманы.

— О-ой! — кричит Кука.

Звонкий крик, как зов белогрудой чайки, опять раздвигает туманы, опять лешие дразнят Куку:

— О-ой!

— О-ой!

В самую лодку наползают они, седые туманы, оседая холодною росой на платье, на русой косе, на обнаженных руках одинокой Куки.

— Кто ты? — кричит она..

— Кто ты? — переливчатым хохотом хохочет с берега леший.

— Кто ты? — стонет тихо и жалобно другой береговой леший.

И опять туманы смыкаются, и только струится спокойная вода у носа челна, только неустанный коростель выводит свои грустные песни, его песни будто лязг отбиваемой косы, а сам он потерян в траве и туманах.

И крепко почиют озерные глубины, где скрыты диковинные леса, и где поют диковинные птицы. И хочется Куке спрыгнуть туда, может, там повстречает она Ивана-царевича.

«Рассказы» т. 1, 1912 г.

За стеною пробило восемь часов.

Валерий вытянулся и проснулся. Мельком взглянул на клавиши ремингтона на столе, потом заинтересовался узором обоев. Преуморительные кружки — голубые и красные; как звенья цепи… А в середине черные точки.

Однако, холодновато: проклятая хозяйка, вероятно, вместо дров кладет в печку свои сорокалетние мечты. Негодная баба.

У Валерия похолодел кончик носа, а ноги — как две ледяшки.

Стал искать носки, — не находит. Не на стуле ли? Нет: юбка, штаны, кофточка, лиф и жилетка, а носки бесследно исчезли.

— Неужели под кроватью?

И вдруг взор Валерия останавливается на единственном украшении комнаты — портрете Бакунина в ореховой рамке.

— О, разбойница… Она их закинула!

Из-за рамки выглядывает заштопанная пятка носков.

— Хорошо-с!

Валерий смотрит на розоватое лицо подруги, на кудряшки темно-русой косы, и думает, что не дурно бы ее поцеловать в эти алые губки или в закрытые глаза с длинными ресницами-стрелками, но Маруся поворачивается во сне спиной к своему другу, и Валерий вспоминает бесповоротное решение.

— Хорошо-с.

Он энергично прикладывает подошвы своих ног к теплым ногам подруги, она просыпается.

Возмущенная, негодующая, разгневанная:

— Как это глупо!

— Недостойно мыслящего человека!

— Ты дурак!

И говорит голосом, холодным, как подошва Валерия:

— Издевайся! Издевайся… Я ведь слабее тебя.

Потом замолкает, смертельно оскорбленная и надменная, как средневековая принцесса.

Никогда! Никогда она этого ему не простит. Никогда она этого не забудет. Напрасно он ее принимает за какую-то самку, с которой можно все делать. Нет-с, гражданка она… Возьмет сейчас — оденется и уйдет, и ему не видать ее, как своих ушей!

— Милая! — отчаивается Валерий, — прости: ей-Богу, нечаянно; родненькая, не сердись…

Но нет, — она нема, как могила.

Совесть угрызает Валерия: что я наделал! Боже, что я наделал!

Продолжительное молчание, преисполненное терзаний.

Валерий хочет сплутовать, он говорит спокойным голосом, словно ничего не случилось:

— Какая прекрасная статья в последнем номере журнала… Гм! О синдикатах… Удивительная статья!

Но тщетно: ни звука, ни слова.

Тогда Валерий начинает задабривать разгневанную гражданку…

— Маруся, хочешь, я вычищу твои башмаки? Они порыжели.

Но нет и нет: вырыта яма, зарыто все прошлое, ласковое и сердечное. Валерий представляет себе, как одевается маленькая гражданка, как она уходит, не попрощавшись с ним, и как он становится одиноким:

«Один! Один! Ужасно ведь это».

— Не мучай меня, родная, — умоляет он, а коварная подруженька прислушивается, зарывшись кудрявой головой в подушки, и торжествует.

— «Любит, негодный, любит!»

Валерий продолжает раскаиваться, и в словах его уже неподдельное горе.

— Довольно! — решает оскорбленная принцесса, повертывается лицом к печальному Валерию и строго произносит:

— Дай укушу твое плечо.

— Милая! — радуется Валерий, мужественно расстегивая ворот рубашки и обнажая плечо, — валяй.

Грехопадение и искупление греха.

Острые зубки медленно впиваются в тело. Но сладка эта боль Валерию.

…Скоро порвется кожа и брызнет красная кровь. Валерий терпеливо ждет, крепко стиснув зубы и с сияющей улыбкой на лице.

А в Марусе спорят два человека — сердитый и ласковый, — оба живут в ее юном сердечке и вечно ссорятся между собой.