Ахмед Танпынар - Покой

Мюмтаз посмотрел на Нуран, с изумлением думая: «Разве можно любить что-то, не зная? Скажите же хоть что-нибудь!»

— Вам много пластинок удалось найти?

— Как правило, попадались старые граммофонные пластинки на Бедестане… Но я ищу и нахожу. Как раз три дня назад я купил две пластинки Хафиза Османа. «Почему, когда я заговариваю, она смеется? Я же не ребенок… Но твоя улыбка такая красивая; мне сердиться бы надо, а мне приятно». Что-то рвалось из его сердца к наливному плоду, каким казалась ему на расстоянии безмолвная улыбка Нуран. То была необыкновенная улыбка. Она отвечала ему, пока никто не замечал, и он чувствовал, что в нем самом, словно неведомое дерево, растет ответная улыбка и распускается какой-то цветок.

Отныне, хотел он того или нет, ему предстояло слушать все пластинки в ее доме вместе с ней, в сопровождении ее обволакивающей все вокруг золотом улыбки, от которой веяло насыщенным ароматами весенним воздухом, улыбки, которая дарила им обоим тепло пробуждения. Ему предстояло слушать все эти прекрасные старинные мелодии, все эти «Ферахфеза», все «Аджем-ашираны», все «Нухуфты» [57] Здесь перечисляются произведения, названия которых соотносятся с макамами, в которых они написаны. .

Размышляя об этом, он поднял голову. Их с молодой женщиной взгляды встретились. Она смотрела на него спокойно, мягко, в глазах ее светилось что-то, что шло от самого сердца, что-то, от чего невозможно было укрыться.

Взгляд был таким, как сказал один любимый поэт Мюмтаза, который дарит одеяние из света и желания. Молодая женщина этим взглядом и улыбкой вручала, приносила в дар ему все свое существо, словно ключи от старой крепости, которые преподносят победителю на золотом блюде либо на шелковой подушке.

Адиле-ханым молчала. Ей хорошо был знаком смысл подобных улыбок, переглядываний, когда оба влюбленных, встретившись взглядами, ни с того ни с сего поворачиваются друг к другу. И поэтому теперь Адиле-ханым не думала больше о бее-эфенди со второго этажа, у которого теперь было две жены и двое неродных детей. Этот вопрос теперь утратил для нее важность: «Даже не поздороваюсь теперь. С какой стати я должна здороваться с эдаким дурнем? В конце концов, этот тип не пропускает ни одну домработницу в квартале… Он достоин стать всеобщим посмешищем». Он ведь и сам женат был на гладильщице из подвала дома по соседству. Было бы о чем думать. На этой мысли Адиле-ханым захлопнула про себя папку с делом Сабит-бея. На самом деле ей было неловко из-за неприличного поведения Мюмтаза и Нуран. Мюмтаз уже много лет был другом их семьи, часто приходил к ним в дом. При этом она до сих пор ни разу не разрешила ему прилечь на тахту в гостиной, но все-таки дома у них бывать допускала. Поэтому она желала для него лучшего будущего. «Не с этой же разведенной…» Но так уж была устроена Адиле-ханым. Всю жизнь ей было уготовано терпеть предательство людей, которых она любила. Так было у нее всю жизнь. Даже ее родственницы любили уводить у нее дорогих ей людей. Сейчас настал черед Мюмтаза. «Да пусть делают что хотят», — захотелось пожать ей плечами. Однако ей это не удалось.

Мы часто носим свои мысли как груз у себя на плечах. Сейчас мысли навалились со всей тяжестью на плечи Адиле-ханым. Она переживала за участь Мюмтаза. Но этот глупый поступок он совершил сам, по своей вине; а ей-то, что ей до Мюмтаза? И вообще, в чье дело она вмешивается? На ее лице отразилась горечь из-за нового предательства, принесенного ей судьбой, и она твердила себе: «Каков глупец!» А кто из них не был глупцом? Глупцами были все мужчины. Немного лести, такая вот улыбка на расстоянии, пара туманных слов, а потом такой вот взгляд недоеной коровы… И все, можно надевать на них ярмо. Адиле-ханым ведь не из тех, кто вмешивается в жизнь чужих людей. Она и так никому никогда никаких претензий не предъявляла. Она боялась одиночества, следовательно, ее сводило с ума, когда знакомые не нуждались в ней.

И вот Мюмтаз с Нуран сговорились между собой, не испытывая в ней никакой потребности. Это было непростительно. А она давно с успехом справлялась и привыкла к роли катализатора в отношениях полов. Сообразно собственной воле вела она жизнь дома, изо дня в день. Пусть приходят, пусть видят друг друга, пусть даже любовью займутся; но лишь под ее звездой, постоянно нуждаясь в ней. Как занятно было бы после этого знакомства заговорить о Нуран однажды вечером дома с Мюмтазом; разбудить легкими намеками его любопытство, начать почти подкалывать; на следующий же день во время очередного обеденного визита то же самое говорить Нуран, и смущать их обоих; а потом однажды вечером пригласить их на ужин и заставить обоих, таким образом, ежедневно поджидать и караулить вечерние часы, которые ей не заполнить в одиночестве. Она хотела бы, чтобы все именно так началось и именно так развивалось. Ей не очень нравились серьезные, глубокие связи, способные получить большую самостоятельную жизнь; тогда об Адиле-ханым волей-неволей забывали. Поэтому ближе к концу она принимала необходимые меры. Правда, она обожала наблюдать за едва зародившейся дружбой, за тем, как она шаг за шагом перерастает в любовь, выслушивать мелкие секреты обеих сторон, которые, конечно же, объявлялись сугубо личными тайнами, улаживать ссоры. А если все заходило далеко и связь становилась серьезной? Адиле-ханым делала все, чтобы отдалить обе стороны друг от друга, и многократно преуспевала в этом, так как опыт ее составлял уже то ли десять, то ли двенадцать лет. Одно было определенно: Адиле-ханым обладала способностью как соединять влюбленных, так и тушить пламя страсти. Поистине, она уважала институт, именуемый браком. Однако ей больше нравилось, когда знакомые ей женщины выходили замуж за кого-то вне их окружения. Ее собственные друзья должны были остаться с ней. Им был позволен лишь легкий флирт. Адиле-ханым была не настолько жестока, чтобы и здесь возражать. В конце концов, чтобы пожениться, чтобы свить свое гнездышко, им следовало бы заручиться поддержкой и помощью Адиле-ханым. Разве эта жизнь и связанные с ней хлопоты, пусть даже они и разочаровывают, могут стать непереносимыми? Между тем Нуран и Мюмтаз приступили к делу, уже зная друг друга. В каждом из них Адиле-ханым ощутила давнее стремление справляться самостоятельно. Поэтому, когда она увидела, как Мюмтаз взглянул на молодую женщину, она тотчас отказалась от принятого решения соединить их через три дня у себя за столом.