Сигрид Унсет - Кристин, дочь Лавранса

– Ты упомянула своего супруга, – сказал епископ, по-прежнему испытующе глядя на Кристин. – Правда ли, будто минувшей осенью ты искала с ним примирения?

– Да, господин.

– Однако вы так и не примирились?

– Господин… Простите мою смелость… Но я пришла сюда не с жалобой на моего супруга. Я просила ваше преосвященство принять меня, чтобы поговорить о деле Ульва, сына Халдора…

– Знал ли твой супруг, что ты беременна? – спросил господин Халвард; казалось, его прогневило возражение женщины.

– Да, господин, – ответила она еле слышно.

– Как же принял эту весть Эрленд, сын Никулауса? – спросил епископ.

Кристин теребила пальцами кончик своей головной повязки, не поднимая глаз.

– Он не захотел примириться с тобой, когда узнал об этом?

– Ваше преосвященство, не погневайтесь… – Кристин вспыхнула. – Как бы ни поступил со мной супруг мой Эрленд, коль скоро его присутствие может облегчить участь нашего родича, он не мешкая явится сюда.

Епископ глядел на нее, нахмурив брови.

– Значит, ты думаешь, что из дружбы к этому человеку, к Ульву… даже теперь, когда дело вышло наружу… что Эрленд все равно признает своим ребенка, которого ты родила прошлой весной?

Кристин подняла голову, – полуоткрыв рот, она уставилась на епископа растерянным взором. Только теперь она мало-помалу начала вникать в смысл его слов. Господин Халвард внимательно поглядел на нее.

– Тебе, конечно, известно, женщина, что по закону никто, кроме твоего супруга, не вправе требовать от тебя ответа в этом деле. Но ты сама понимаешь, что вы оба возьмете на душу тяжкий грех, если муж твой из желания выгородить Ульва назовется отцом дитяти, прижитого тобою от другого мужчины. Коли вы согрешили, всем вам пошло бы к вящей пользе покаяться и искупить свой грех.

Кристин стояла, беспрестанно меняясь в лице.

– Стало быть, кто-то сказал, будто мой супруг… будто это не его ребенок…

Епископ спросил с расстановкой:

– Неужто ты хочешь уверить меня, Кристин, будто ты ни разу не слышала о том, что люди говорят о тебе и о твоем управляющем?..

– Ни разу! – Она выпрямилась, слегка откинув назад голову, без кровинки в лице под мягкими складками женской повязки. – И теперь я обращаюсь к вам с просьбой, досточтимый господин и святой отец! Если кто-то взвел на меня напраслину за моей спиной, прикажите ему повторить ее в моем присутствии.

– Никто не называл твоего имени, – ответил епископ. – Это было бы нарушением закона. Но Яртрюд, дочь Хербранда, просила моего дозволения покинуть своего супруга и уехать домой к родичам, ибо она обвиняет Ульва в прелюбодейной связи с другой женщиной, мужней женой, которая прижила от него ребенка.

Несколько мгновений оба молчали. Наконец Кристин проговорила:

– Владыка… Окажите мне милость и попросите этих людей в моем присутствии объявить, что они считают этой женщиной меня.

Епископ Халвард вновь внимательно и пытливо поглядел на Кристин. Потом сделал знак рукой – и заступники Яртрюд, ожидавшие внизу, поднялись на хоры и окружили кресло епископа. Епископ обратился к ним:

– Добрые прихожане Силя, вы явились ко мне сегодня в неурочный час, чтобы принести мне жалобу, с которой по закону вам следовало бы обратиться прежде к моему управляющему. Однако я снизошел к вашему ходатайству, ибо понял, что вы, как видно, малосведущи в законах. Но вот эта женщина – Кристин, дочь Лавранса, из Йорюндгорда – обратилась ко мне с неслыханной просьбой; она хочет, чтобы я спросил: осмелится ли кто-либо из вас сказать в ее присутствии, что здесь, в поселке, ходят слухи, будто не ее супруг Эрленд, сын Никулауса, – отец ребенка, которого она родила нынешней весной.

Отец Сульмюнд ответил:

– Нет такой усадьбы или лачуги в нашем поселке, где не говорили бы, что этот ребенок был прижит в блуде и кровосмешении хозяйкой и ее управителем. И трудно поверить, будто сама женщина не ведала об этих слухах.

Епископ открыл было рот, но Кристин, опередив его, произнесла громко и раздельно:

– Клянусь всемогущим Господом, Девой Марией, святым королем Улавом и епископом Томасом, я никогда не слыхала про эту клевету.

– Тогда чего ради ты столь усердно скрывала, что ходишь непорожняя? – спросил священник. – Ты всю зиму не казала глаз к соседям и едва ли вообще выходила за порог дома.

– У меня уже давно не осталось друзей в долине, и в последние годы я мало зналась с соседями. Хотя до сей поры я не думала, что все они мне враги. Однако я каждое воскресенье посещала церковь, – сказала женщина.