Кнут Гамсун - Бенони

— Раз Монс помер, а Фредрик Менза не встаёт с постели, значит, ты сама теперь рубишь дрова? — спросил Свен у своей девушки.

— Да, приходится.

— Гм-гм. А ванны он небось до сих пор принимает?

Эллен слегка замялась.

— Ванны? Да.

— И скоро опять будет принимать?

— Не знаю. Да нынче вечером.

— Я не могу дольше оставаться у Хартвигсена, — продолжал Свен. — Я ведь всё лето получал жалованье, а он очень горюет, что мы вернулись без улова.

— Говорят, он стал совсем бедный, — заметила Эллен. На что Свен поспешно и с досадой возразил:

— Кто так говорит, тот нагло лжёт. Это жуткая и подлая ложь. Как только Хартвигсен через несколько месяцев получит назад свои деньги, он опять станет богатым человеком.

— Да, да, — только и ответила Эллен на такую горячность.

Но и у Свена голова была не тем занята.

— Всё дело в том, могу я здесь остаться или нет. Ты не могла бы попросить Мака?

— Уж и не знаю. Думаешь, выйдет?

— А почему же и не выйти? Когда ты нынче вечером будешь его мыть... Понимаешь, я... как-то я очень здесь прижился. И даже если б я уехал с почтовым пароходом, мне б всё равно не миновать вернуться. Видишь ли... я и сам не пойму, в чём тут дело... Дай мне подержать твои руки...

Хрупкие ручки Эллен были как у ребёнка, пальчики словно голодные и беззащитные... Самые подходящие ручки, чтобы запрятать их в больших и добрых ручищах Свена. Он прижал Эллен к себе, приподнял её, снова поставил на пол и поцеловал долгим поцелуем. А потом ещё раз.

— Сколько раз за лето я твердил: «Эллен! Эллен!». Поговори с ним сегодня вечером, когда будешь его купать, — продолжал Свен, — когда будешь растирать ему спину. Скажи, что я вернулся, что я опять здесь и что кто же тогда будет колоть дрова? Ты достаточно его знаешь, ты можешь это сказать, смотри только, дождись удобного случая, чтобы он не рассердился. Эллен, мне очень жалко, что тебе придётся его просить, но как же нам быть?

— Попробую вечером поговорить с ним, — отвечала Эллен.

Несколько дней спустя Бенони направился в Сирилунн и повстречал там Свена-Сторожа. Бенони сказал:

— Зря ты от меня уехал. У меня всегда есть какая-нибудь работа, и ты мне нужен, — сказал он с важным видом. — Ты случайно не мог бы зайти ко мне и прочистить трубу?

— Да, когда пожелаете.

— А то моя экономка жарит и парит, так что труба очень скоро забивается. Ты останешься здесь?

Свен-Сторож утвердительно кивнул, что, мол, похоже на то, Мак выслушал его просьбу, подумал-подумал, а затем сказал:

«Можешь остаться».

— Прямо колдовство какое-то, — сказал Бенони. — Разве ты не был мне нужен каждый день и каждый час? Разве у меня не надо каждую минуту что-нибудь подкрашивать и подмазывать? — воскликнул он и отвернулся. — Прикажешь мне самому белить свои стены?

У Бенони были серьёзные причины для досады. Едва вернувшись домой, этот честолюбивый человек заметил, что все подряд считают его окончательно разорившимся.

Люди жалели об этом. Бенони никогда не был злым соседом и никому не отказывал в помощи, если к нему обратишься. Но теперь он потерял все свои средства, ходили даже слухи, что ему пришлось заложить все свои постройки. А теперь, вдобавок, и рыбацкое счастье от него отвернулось: за всё лето ни одного улова. Великая досада охватывала Бенони, когда люди по старой привычке называли его без обиняков Бенони. А Стен, приказчик, который с прошлого Рождества имел на Бенони зуб, тот и вообще начал без зазрения совести говорить ему «ты».

— Ты кому это тычешь? — взорвался Бенони. — Не советую тебе поступать так впредь.

— А тебе я не советую изображать из себя корову, когда сам ты телок.

Да, этот Свен не лез за словом в карман, и языком его Бог не обидел.

— Как бы Мак не сказал тебе пару ласковых, — угрожающе сказал Бенони.

И он прошёл к Маку.

А перед ним стоял Мак, точно такой как прежде, с бриллиантовой булавкой в галстуке, с крашеными волосами и бородой, словом, на его внешности неудача никак не отразилась. В то время как молва безжалостно разделывалась с Бенони, этому гордому барину, Маку из Сирилунна, она не нанесла ни малейшего ущерба. Он прикарманил денежки Бенони — эка невидаль, в делах он верткий, как угорь, станет он по доброй воле отказываться от пяти тысяч. Но с другой стороны, разве кто-нибудь слышал, чтобы Мак надул какую-нибудь рыбацкую семью хоть на несколько шиллингов? Нет, Мак не из таких.

— Ну, — сказал Мак Бенони, — не везло тебе в этом году?

— Не везло.

— Каждый раз и не может везти.