Стефан Жеромский: В сетях злосчастья

— Вот увидишь, старина, — воскликнул он, — все будет хорошо! Ты любишь щи? Я помню, что твой отец обожал щи со свининой.

— Щи я люблю, но до сих пор не знаю, где ты живешь?

— Как не знаешь? Да в Скакавках! Я управляющий у графа Гвилкен — Пардвица. Должен тебе сказать, работы у меня по горло. Четыре фольварка, винокурня, семенная свекла, конный завод — словом, что‑то страшное! А сейчас эта старая шельма уволил кассира и всю работу взвалил на меня.

Весело и громко рассказывая о работе и делах имения, Шина посадил Кубуся в вагон третьего класса и расположился напротив него, заняв целую скамейку. Вскоре поезд тронулся и через мост на Висле пошел по направлению к Млаве. Пока было светло, Шина без умолку болтал, а когда стемнело, сразу захрапел. Кубусь сидел прямо, неподвижно, положив руки на колени, и смотрел на мелькавшие за окном пейзажи. Прежнее удрученное состояние все еще не покидало его. В воображении теснились странные видения, похожие на безжалост ные призраки смерти с закрытыми лицами. Он никак не мог постигнуть умом, что с ним происходило до сих пор, почему он впал в такое отчаяние, а главное почему еще сегодня утром был так несчастлив… Недоумевая и дивясь, он уже не мог представить себе, как голодал, и от этого в душе его царил полный сумбур. Кубусь все еще ощущал невероятную тяжесть, точно его придавили огромные дубовые бревна, очертаний которых он не мог З'ловить, словно это были только тени, неопределенные силуэты или снопы света. С невыразимым отвращением вспоминал он все перенесенные им бедствия и злоключения, приступы бессмысленного отчаяния из‑за нехватки двух грошей; все это вызывало в нем тягостное чувство стыда. Шина безмятежно храпел.

В вагоне зажгли фонарь, и свет его упал на плотную шею, на давно не бритое, красное от загара, как обожженный кирпич, лицо спящего. Кубусь, поглядывая на здоровяка шляхтича, проникался к нему глубоким уважением. «Ведь от его доброй воли и желания, — думал он, — даже от его прихоти зависит моя жизнь. Если ему будет угодно, он мне поможет, если же ему вся эта история надоест, придется вернуться в Варшаву». Эта мысль вывела Кубуся из состояния летаргии, пронзив его такой болью, точно кто‑то всадил ему острие ножа в открытую рану.

Месяц мягко золотил поля, леса, нивы, широкие, далеко раскинувшиеся луга. Т ень поезда бежала по светлым равнинам, ежеминутно изгибалась под углом во рвах, прыгала по оврагам, пашням, нивам и хатам, мелькала на изгородях и березовых рощах, принимая самые причудливые формы. Клубы дыма, постоянно поднимаясь над этой фантастической картиной, стремительно уносились вперед, в бескрайний простор. Эти картины наполнили душу Кубуся диким восторгом, сознанием того, что он мчится вместе с поездом, мчится вперед, и Варшава уже далеко, далеко, далеко…

При спуске с пологой горы по дороге, обсаженной каштанами, взору открылся в низине на фоне лугов большой ольховый лес, в глубине которого виднелись кроны других деревьев и крыши строений поместья Ска-

кавки. На невысоком холме стоял дом, окруженный со всех сторон зацветшими прудами. Искусственные каналы и мощеные дорожки пересекали парк во всех направлениях, причем каналы являлись не только украшением, но и очагом малярии в этой местности. За последней купой деревьев, у самого подножия холма, стоял каменный дом управляющего, носивший название «Монбиж» (очевидно, в прежнее время «mon bijou» [4] Моя драгоценность (франц.). ). Большие высокие сени разделяли дом на две половины. Одна из них была нежилая. Там стояли винокуренные чаны и валялись всякие негодные части молотилок, плугов и т, п. Само жилище Валерия Шины состояло из двух больших, высоких и чисто побеленных комнат с зарешеченными окнами. В этих двух комнатах находились две железные кровати, два стола, три табуретки, пять кнутов, двустволка, несколько приходо — расходных книг и несколько таких заржавленных перьев, что они скорее походили на найденные при раскопках предметы дохристианской эры, чем на современные приспособления, которыми пользуются для того, чтобы в ведомостях на выдачу заработной платы в письменной форме подтвердить, что норма прибавочной стоимости выжата действительно самая высокая. Сам хозяин этой квартиры был человек чрезвычайно приятный. Когда он гарцевал на коне в круглой мягкой шляпе, в короткой куртке и сапогах с отворотами, на него нередко заглядывались дамы, хотя он и не был красив. Отсутствие специального или, вернее, всякого образования успешно искупалось энергией, поистине железной выдержкой, а также знаниями, почерпнутыми из разговоров или усвоенными в так называемой школе жизни. В сущности эта школа совсем неплохое научное учреждение, если может похвалиться такими питомцами, как Шина. Он довольно хорошо разбирался в любом вопросе, понимал сущность любого явления, несмотря на то, что в книжки заглядывал редко. Владелец Скакавок в управление имением не вмешивался. Граф принадлежал к той довольно распространенной породе аристократов, которые совершенно поглощены светской жизнью и только дергают своих управляю — щнх. Поэтому и руководство сельским хозяйством, и управление, а нередко и непосредственный надзор за полевыми работами лежали всецело на плечах Шины.