Стефан Жеромский - В сетях злосчастья

Наконец около полуночи они выбрались из лесу на обширные поля. Дорога была здесь укатанная, и лошади побежали крупной рысью. По обе стороны поблизости и вдалеке мерцали огоньки в деревнях и усадьбах. Вскоре равнину сменили небольшие холмы и овраги. Бричка то и дело поднималась на крутые пригорки и тут же спускалась в долины, дышавшие прохладой и сыростью и окутанные дымкой ночного тумана. Временами по обочинам дороги вырастали силуэты усадебных построек и высоких, похожих на остроконечные столбы тополей или маячило длинное, густо застроенное селение. Наконец за поворотом дорога стала подниматься вверх по дну оврага, на левом склоне которого темнел окруженный изгородью густой сад. Наверху среди деревьев сияли огни в окнах и виднелись многочисленные постройки. Самая большая из них была, по — видимому, господским домом, так как из больших окон падал яркий свет и слышны были звуки фортепиано. Из стеклянной широкой двери, открытой в эту минуту, вырывался сноп света на балкон, нависший над дорогой. В комнате рядом с балконом кто‑то энергично наяривал зажигательный вальс.

В поле, объятом в полночь глубоким, холодным безмолвием, этот вальс вызвал у путешественников приподнятое, бодрое настроение.

— Кто здесь живет? — спросил Куба.

— Тут?.. Знаешь, что‑то никак не соображу. Постой‑ка…

Валерий невольно остановил лошадей и стал всматриваться в дом. Музыка вдруг прекратилась, и кто‑то быстро выбежал, вернее, выскочил на балкон. Улевич успел рассмотреть голову этой особы в тот момент, когда она выбегала из двери. Это была, как ему показалось, молодая девушка. Она оперлась обеими руками на балюстраду балкона и низко наклонила голову, как бы стараясь разгадать или рассмотреть, чем вызван шум в овраге. Ему послышалось, будто она сказала что‑то вполголоса. Но вот голова ее снова очутилась в яркой полосе света и волосы чудесно заблестели.

— Никак не припомню… Уж не Радостов ли это?.. — сказал Шина.

Он чмокнул, понукая лошадей, и они вскоре выехали из оврага на обширное плоскогорье.

Кубусь не мог оторвать глаз от фигуры на балконе, она так поразила его, так приковала его внимание, словно перед ним мелькнуло новое фантастическое лесное диво, которое в мгновение ока могло обернуться в какую‑нибудь ветвь или тень. Он почти не сомневался, что это попросту игра ночных чар.

Бричка покатила по липовой аллее, где было темно, как в подземелье. Усадьба с освещенными окнами сразу исчезла во мраке. В конце аллеи дорога расходилась в разные стороны. Они пустились наугад по первой

6 С. Жеромский, т. 1. 81

попавшейся, напевая и перебрасываясь двусмысленными остротами. По обеим сторонам дороги стояли высокие хлеба. Когда бричка спускалась в пыльные овражки, над головой Кубы темнели стебли и колосья ржи склонялись, как бы заглядывая ему в глаза, и что‑то шептали, непрерывно и плавно покачиваясь. Медленно поднимаясь в гору, путники слышали шелест зрелых колосьев, мелодический, как звуки церковных песнопений.

Франек, сидя в кузове брички, таращил глаза, стараясь не уснуть, но его высокая шапка то и дело качалась во все стороны. Вот снова замаячили какие‑то строения и деревья.

— Что это за деревня, отец? — спросил Шина у мужика в белой рубахе, который проходил в эту минуту мимо них.

— Вжеционы, пан…

— Вот здорово! — вскричал Валерий. — Представь себе, мы таки добрались до цели. Тут как раз и жявет Взоркевич.

Он въехал во двор усадьбы и повернул лошадей к увитой диким виноградом террасе, где еще светился огонек.

— Кто там? — раздался возглас.

— Свои! — ответил Шина. — Из Скакавок.

— Добро пожаловать… — радушно отозвался чей‑то голос.

Кубусь очутился в объятиях людей, которых никогда в жизни не видел. Первым обнял его коренастый шляхтич с солидным брюшком, усатый, плешивый и с такой толстой шеей и маленькой головой, что напоминал выдру. Затем молодая еще дама с вздернутым носиком подставила ему с кокетливой улыбкой напудренную щечку для поцелуя.

Это и были господа Взоркевичи; они поженились три года назад и арендовали имение Вжеционы. Сразу же подали ужин — блюдо прекрасной телятины с картофелем, и гости позабыли обо всех разговорах, занявшись едой. После ужина, за чаем, завязалась довольно сдержанная и неискренняя беседа, и вскоре все отправились на покой. Якуб и Шина ночевали в столовой. В этой большой комнате им приготовили постели на двух широких диванах. Якуб был весь под обаянием путевых впечатлений.