Васко да Гама сбросил свою синюю бархатную шапочку с белым пером и синий плащ с кирпичнокрасной подкладкой, но оставался в синем бархатном платье. Белые кожаные башмаки и синие шелковые чулки у него были забрызганы грязью.
Его люди, в красно-белых мундирах, сейчас имели жалкий вид, так как красное от дождя полиняло и потекло на белое. Трубачи спали, положив с собой рядом медные трубы. Красно-белые флажки на трубах, с вышитыми на них золотыми полушариями, измялись и запачкались, а сами трубы, ранее начищенные, как золото, потускнели. К стене была прислонена Шонова арфа, струны на ней ослабли.
Снаружи, во дворе, началось движение. Вошли слуги Гозиля, неся для пленников вареную рыбу и рис, завернутый в смоковные листья. Низенький человечек, в полосатой повязке, конец которой почти закрывал ему лицо, разносил смоквы на большом блюде. Человечек со смоквами подошел к Деннису и сказал тихо:
— Возьми смокву, господин. Очень сладкие. Сладкие, как… как варенье.
Деннис увидел перед собой Гассана, лоцмана из Мозамбика.
— Тихо!.. — прошептал Гассан и продолжал громко: — Возьми смокву, господин. Возьми две. Их много, ибо наш повелитель Гозиль щедр.
Он быстро вынул из-под одежды записку. Деннис взял ее вместе со смоквами и спрятал под сделанный им рисунок, изображавший Адмирала, гневно стоящего среди спящих людей. Гассан опустил конец повязки на лицо и понес свое блюдо дальше.
Деннис думал, что трапеза никогда не кончится; но мавры, наконец, собрали пустые блюда и оставили пленников одних. Когда последний из мавров вышел, Деннис отдал записку Адмиралу. Васко да Гама взглянул на записку и пробормотал:
— Пауло написал это! Как оно попало сюда?
— Его принес мавр Гассан, сеньор капитан. Он пробрался сюда вместе со слугами, приносившими обед.
Васко да Гама держал письмо, не вскрывая.
— Это прощальное, наверно. Корабли еще здесь, Деннис? Они должны поднимать паруса, если хотят уйти с этим приливом.
— Паруса еще убраны, Адмирал.
Васко да Гама сломал печать и прочел то, что написал Пауло:
«Брат, потерпи. Есть надежда. Николай будет с лодками в устье реки, к северу от бухты. Приходи прямо туда, как только тебя выпустят. Скажи Деннису, что его брат в целости на «Беррио». Я не отплыву без тебя, Васко.»
Пауло.
Адмирал нахмурился.
— Он поступает неправильно. Моя жизнь — ничто, в сравнении с вестью об этом путешествии. Он должен уехать.
— Ваш брат, похоже, не согласен с вами, сеньор, — возразил спокойно Деннис.
Васко да Гама взглянул на португальские корабли, сквозь железные прутья. Королевское знамя все еще развевалось под юго-западным ветром. Он произнес более спокойно:
— Я потерплю еще немного, раз этого хочет Пауло. Но если через три дня Заморин не освободит нас, то я пошлю сказать моему брату, что он найдет здесь только мой труп. Весть о том, что мы нашли Индию, должна дойти до короля. Мне жаль, Деннис, что я завел тебя и остальных в эту тюрьму.
— Все тюрьмы похожи друг на друга, сеньор, — заметил Деннис. — А эта красивее, чем та, из которой вы с сеньором Пауло освободили меня.
Он взял Шонову арфу, настроил ее и начал перебирать струны.
— Что вам спеть, сеньор? Песню о храбрых рыцарях и прекрасных дамах? Об отважных подвигах на суше и море?
— Я слышал, ты как-то пел песню о Португалии. В ней не было подвигов, но… сегодня я буду рад услышать ее.
Говор вокруг замолк, когда голос Денниса поднялся над мурлыкающе-нежными звуками арфы:
Луга — ковер душистый, красно-белый,
На камне ящерка, как изумруд живой;
Пчела жужжит, к цветам спускаясь смело,
Кукушка с криками летит над головой.
— Пой со мной, Жоан, — окликнул Деннис.
Жоан Коэльо сел на своей циновке и запел:
Колокола звонят в прохладе нежной,
И ветерок, слабей дыханья грез,
Несет ладьи из синевы безбрежной
Домой, как чайку на родной утес.
Васко да Гама стоял, глядя в решетчатое окно на корабли. Он сам просил спеть эту песню, но, казалось, едва ли слышал ее.
Взберись, матрос, взберися до вершины
Высоких мачт! Что видишь, отвечай?
пел Деннис, и голос Жоана ответил ему:
Мой капитан, выходят из пучины Испания и наш родимый край!
Читать дальше