На самом же деле, это не было приказом Заморина. Гозиль и уполномоченный хотели захватить товары для себя. У них был план завладеть кораблями и перебить людей на них, но когда Адмирал отказался перевести суда ближе к берегу, то битва показалась им опасной. Уполномоченный сказал, что будет почти также хорошо заставить свезти все товары на берег, а потом убить Адмирала и всех его людей.
Пауло да Гама спас жизнь своего брата.
Когда Шон сообщил, что Адмирал в плену, то Николай Коэльо рассердился так, что хотел навести свои пушки на Каликут и на причаленные к берегу корабли. Пауло да Гама, однако, отказался допускать какое-либо насилие.
— Это будет стоить жизни моему брату, — сказал он.
Николай Коэльо заворчал:
— Мы пойдем отрядом на берег и освободим их. Шон покажет нам дорогу.
— Мой ответ будет тот же, — твердо возразил Пауло да Гама. — Первое, что они сделают, это убьют пленников. Даже если мы освободим их, — в чем я сомневаюсь, — у них создадутся дурные отношения с народом, ради дружбы с которым мы объехали мир. Нет, я вижу, что нужно сделать только одно, вернее, два дела. И одно, которого нельзя.
— Что это? — спросил Коэльо.
— Я обещал Васко, что если его захватят, я отплыву обратно в Португалию. Этого я не сделаю, — пока буду знать, что он жив. Что мы должны сделать, так это, прежде всего, известить Васко, чтобы он подождал еще немного; потом — отпустить заложников.
— Отпустить заложников? Ты с ума сошел? — Николай Коэльо стукнул по столу своей большой рукой и воззрился на Пауло да Гама. — Но ведь, это единственная причина, по которой они еще не убили наших людей!
Пауло да Гама сидел спокойно, позволяя своему другу бушевать. В тусклом свете лампы он выглядел усталым и бледным. Может быть, это было только освещение, но Шону показалось, что волосы и борода сеньора Пауло стали не то, чтобы седыми, а более бледно-золотыми. Руки у него казались худыми, как никогда. На одну из них он опирался головой, другою тихонько почесывал Бэт-Шеба за ухом.
— Мы отпустим заложников, — повторил мягко Пауло да Гама. — Это благородные люди. Один из них — родственник самого Заморина. Из того, что сказал нам Шон, я вижу, что захватил наших людей не Заморин, а этот негодяй-мавр, его уполномоченный, и этот старый сеньор с лицом голодного тигра, который называется Гозилем. Вот кто смеялся себе в рукав, — нет, рукавов у него совсем нет, — в кулак, продавая нам прошлогоднюю корицу. Когда Заморин узнает, что его министр и уполномоченные хотят обмануть его, ему это, я думаю, не понравится. Я вполне уверен, что они хотят захватить большую часть наших товаров для себя. Я хочу утром отослать молодых наиров на берег и попросить их напомнить Заморину, что они — залог безопасности моего брата. А так как Заморин полагает, что Васко в безопасности на своем корабле, то это ему тоже не понравится. Сила не даст нам ничего, Николай. Попробуем сначала великодушие и откровенность.
«Он добрый человек, и сильный. И умный», — подумал Шон, когда сеньор Пауло отпустил мурлыкавшую кошку и встал.
— Ты поступил хорошо, Шон, — произнес капитан. — Мы благополучно вернем наших трех братьев: твоего, Николая и моего. Все они когда-нибудь встанут в капелле Батальи перед гробницей принца Энрике и скажут ему, что его мечта исполнилась… путь в Индию найден. И ты тоже будешь там, Шон. — Он помолчал немного, потом продолжал, обращаясь наполовину к себе самому. — Я хотел бы снова вдохнуть запах сосен вокруг Батальи. И запах розмарина и тмина под ногами. Там, в Лиссабоне, девушки в долгую июльскую ночь будут жечь голубой репейник у себя на окнах. И жаворонки будут петь по утрам.
— Ты скоро опять будешь там, Пауло, — сказал Николай Коэльо. — Мы сделаем то, что обещали королю. Нам пора возвращаться и сообщить ему об этом. Что до меня, то мне надоели пальмы, вареная баранина и коварные мавры.
— Все это есть и в Португалии.
— Но не так много, — возразил Коэльо. — Ладно, отпускай заложников, если хочешь; считай, что я согласен. Я соглашусь на все, что может помочь нам отплыть домой.
На следующее утро Пауло да Гама освободил троих молодых наиров, бывших у него заложниками. Переводчиками были Шон и мозамбикский мавр Гассан. Трое наиров — смуглые молодые люди — были одеты в шитую золотом ткань, обернутую вокруг пояса, на руках выше локтя у них были золотые браслеты, в ушах — золотые кольца. Солнце пылало на их великолепных, эмалевых с золотом щитах и на золотых, осыпанных дорогими каменьями, рукоятках мечей.
Читать дальше