Абрам Каган - Преступление и совесть

Поднявшись с кресла, Николай заложил руки за спину, прошелся по кабинету. Вернувшись к столу, он еще раз с сожалением бросил взгляд на альбом моделей, лениво закрыл его и снова прошелся по натертому паркету.

Вошел дежурный камер-юнкер и, стоя в дверях, сообщил, что министр юстиции Иван Григорьевич Щегловитов просит высочайшей аудиенции. Царь сделал жест рукой: пусть войдет.

Министр переступил порог и поклонился. Держа в обеих руках папку, Щегловитов остановился по правую сторону широкого стола, за которым сидел в официальной позе Николай. Не спеша подняв на министра глаза, он спросил:

— Иван Григорьевич, не желаете ли вы поехать в Беловежскую пущу?

— Ограничен временем, ваше императорское величество, — не задумываясь ответил министр.

— А что, много дел?

— Много, ваше императорское величество.

— А именно?..

Министр достал из папки свой рапорт, в котором было пересказано сообщение Чаплинского о новых показаниях по делу об убийстве Ющинского, и добавил:

— Теперь уже нет сомнений в том, что Бейлис виновен… — Щегловитов торжествующе смотрел в бесцветные холодные глаза царя. — И определенно с ритуальной целью…

— С ритуальной целью, говорите? Еще мой прадед Александр Благословенный об этом в своем указе упоминал… Да-да, припоминаю,

— Совершенно верно, ваше императорское величество. Императором Александром Первым был дан указ на сей предмет…

Царь отодвинул письмо немецкого посла, собрался было подняться, но, подумав, остался сидеть. Окинув министра юстиции взглядом, он тихо, но с заметным раздражением произнес:

— Бейлиса судить согласно закону… сурово… — И царская рука опустилась на папку с рапортом.

Фененко наконец прозрел, но отнюдь не потому, что журналист Бразуль-Брушковский, начав частное расследование по делу об убийстве Ющинского, высказал следователю свои догадки. Просто, допрашивая однажды Веру Чеберяк, следователь обратил внимание на то, что Вера-чиновница боится даже упоминания о Рыжем Ваньке. Если следователь называл его, Чеберяк уклонялась от прямого ответа: она-де не знает, не помнит, такого не встречала и вообще в глаза никогда не видела…

Вера хорошо знала, что Рыжий Ванька наиболее опасный из всей компании. Он стремителен, задирист, своевольнее других, но неуравновешен, может вдруг потерять интерес к делу, словно его оно и не касается, стать безвольно-податливым и потерять самообладание. А если так, он может испортить все дело. Как только найдет на него пресловутая истерия или апатия, так и раскроет все карты…

В распоряжении Фененко имелись все сведения губернского жандармского управления, касающиеся воровской банды, которая работала в Киеве. Ему было известно, что Вера Чеберяк — ловкая скупщица краденых вещей — поддерживала связь с десятками воров и перекупщиков. Благодаря им дела ее шли хорошо, и она жила припеваючи.

Фененко знал также, что вся эта банда собирается у нее дома, в так называемой «малине», что Чеберяк ловко сбывает краденые вещи и ценности, добываемые бесстрашным Борисом Рудзинским, Латышевым, Мандзелевским. С ним орудовал и родной брат Веры — Петр Сингаевский и много других дельцов киевского дна. Не раз лежало на столе у Фененко пухлое досье с данными на этих уголовников, но ему нужно было признание самой Веры. Следователю было достоверно известно, что у Кольки-матросика, восемнадцатилетнего безусого вора-хеврака, была своя мечта — стать анархистом; следователь знал также, что Николай Мандзелевский, дерзкий, бесстрашный квартирный вор, выгнан был из пятого класса гимназии и вместе с Иваном Латышевым широко известен в уголовном мире. Прославленные мастера по несгораемым кассам, они смело могли конкурировать даже с непревзойденными варшавскими кассистами. Обо всем этом Фененко был отлично осведомлен, поэтому и пришел к убеждению, что предположения Бразуля вполне правильны: именно эта компания и убила Ющинского.

Из «еврейской прессы» (так Чаплинский называл некоторые киевские и петербургские газеты, хотя они издавались на русском языке) Фененко знал, что все следы ведут к чеберяковской «малине». Но требовались веские доказательства. Он знал также, что перед Чаплинским нельзя было заикнуться о подобных предположениях, несмотря на то, что в жандармском управлении и в сыскном отделе полиции не раз упоминалась эта версия… Неужели он, Фененко, должен один пойти против всех, несмотря на то, что им так же хорошо известна правда об истинных убийцах Ющинского, как и ему.