Абрам Каган - Преступление и совесть

Застыв у барьера ложи, самодержец отвел глаза в сторону. Чувствуя, что ноги его подкашиваются, Николай на миг присел, но тотчас же поднялся. Оглушенный приветственными возгласами, тянущимися к нему руками, он не знал, как поступить — стоять ли здесь или покинуть скорее здание театра.

Но вот в царскую ложу вошел губернатор, и царь со свитой удалился.

Вскоре к театру подъехала карета «скорой помощи». Столыпина повезли в лечебницу братьев Маковских. Придя в себя, раненый премьер-министр пожелал передать государю императору, что готов умереть за него, и попросил привезти священника для отпущения грехов.

После выстрела неизвестный устремился к ближайшему выходу. За ним бросились три офицера. Один из них споткнулся и упал в проходе, двое проявили проворность и ловкость: почти одновременно они настигли преследуемого. Борьба была короткой, хотя убийца довольно рьяно отбивался руками и ногами. Один из офицеров ударил его саблей по голове, и, сраженный этим ударом, он упал, и его связали.

Задержанный отказался назвать себя. Это был высокий, худощавый мужчина с близорукими глазами; внешне — типичный интеллигент. Прибывший на место происшествия начальник охранного отделения Кулябко сразу же опознал задержанного и в остервенении нанес ему сильный удар по лицу.

— Это Дмитрий Богров, помощник присяжного поверенного, — сказал Кулябко. — Какой негодяй!

По приказу начальника охранки государственный преступник был срочно доставлен в здание его не очень популярного ведомства.

Вскоре Богров — избитый, в разорванной одежде — сидел у Кулябко в кабинете.

— Я знал, что ты жид, — кричал охрипший от переживаний подполковник, — но делал вид, что ведать не ведаю!.. Какой же ты мерзавец! Какой негодяй!

Богров молчал.

Кулябко мучительно переживал тот факт, что он лично выдал Богрову билет в театр… Этому самому Богрову, который сулил поймать террориста, якобы готовившего покушение на Столыпина. Теперь, когда он, Кулябко, был так позорно обведен вокруг пальца, когда он понял, что за легковерие и слепоту ему тоже придется держать ответ перед высшим начальством, он доискивался причины, хотел во что бы то ни стало узнать, почему Богров решился на это преступление.

— Скажи, Митя, никого ведь здесь нет… Объясни — что тебя толкнуло на этот шаг? Как ты мог так поступить? — заискивающе спрашивал он.

Богров упорно молчал.

— Тебя ждала блестящая карьера, дубина ты этакая! Двадцать восемь лет, жизнь твоя только начиналась… Почему ты молчишь?

Богров не отвечал.

— Известно ли тебе, что из-за тебя и моя жизнь висит на волоске?

— Знаю, господин жандармский подполковник, — наконец произнес Богров.

— Ты еще, кажется, иронизируешь, подлая тварь! — стиснув зубы, прошипел Кулябко. Сняв мундир, он подошел к шкафу, достал бутылку абрикотина и, наполнив стакан, заговорил уже более мягко: — Все равно тебя за такой проступок не пощадят, ты вполне можешь открыться мне; скажи, что же толкнуло тебя на этот шаг?..

— Как вы думаете, Кулябко, Столыпин еще жив? — спросил Богров.

Пройдясь по кабинету, Кулябко вернулся к столу, взял стакан с ликером и подвинул его Богрову. А тот вытирал со лба засохшую кровь.

— Собака такая, угодил в тебя саблей… — сочувственно сказал Кулябко.

Богров с презрением отвернулся.

— Не веришь, что жалею тебя? — тихо сказал жандарм.

— Нет. Тебе [4] Разрядка заменена на болд ( прим. верстальщика ). не верю. — Богров четко выделил слово «тебе».

— Ого! Ну так давай выпьем на брудершафт? — Кулябко даже как будто обрадовался.

— Если скажешь, что со Столыпиным, тогда выпью с тобой на брудершафт. Да будет тебе известно, я могу поведать тебе немало интересного, что весьма пригодится для твоей карьеры…

— Для моей карьеры… — подполковник улыбнулся, надел мундир, выпрямился. Сухое его лицо омрачилось. — Моя карьера уже позади… — И после небольшой паузы добавил: —А ты, Митя, даже перед смертью шантажируешь меня, мало тебе содеянного!

— Я не шантажирую, слово чести!

— Слово чести? Разве тебе известно, что такое честь? — Кулябко рассмеялся.

— Глубоко сожалею, Кулябко, что не выполнил первоначальный свой план. Мне надлежало убить тебя первого и лишь потом…

— Не может быть, Митя! Неужели ты — палач?

— Так что благодари бога…

Кулябко смягчился.

— Пуля попала в позвоночник и задела печень, — сказал он, немного помолчав.

— В позвоночник?.. — Богров повеселел. — Господин жандармский подполковник, если доставишь мне радостную весть, что Столыпин сдох, я открою тебе секрет, как уберечься от смерти. Ведь и за тобой охотятся, господин подполковник…