Абрам Каган - Преступление и совесть

Что творилось в Киеве! Всеобщее ликование и волнение царило в городе, люди готовились к торжествам…

Среди прибывших в Купеческий сад на церемонию встречи его императорского величества находился и журналист Исай Ходошев. В толпе он увидел Настю Шишову с ее приятелем — рабочим Петром Костенко. Это они в буквальном смысле слова спасли его в тот мартовский день возле пещеры, когда возбужденная толпа способна была безжалостно растоптать любого, кто оказался бы на ее пути…

В неописуемой давке перед глазами Ходошева промелькнул с группой студентов и Голубев. Отдавая своим единомышленникам какие-то распоряжения, он, как всегда, горячился, был суетлив. Его студенты рыскали в толпе, цепляясь к тем, кто вызывал в них хотя бы малейшее подозрение, и выводили их из толпы.

Близились сумерки, но было еще достаточно светло. Появление Николая Второго с августейшими дочерьми Ольгой и Татьяной привлекло внимание собравшихся. Императора сопровождали председатель Совета министров статс-секретарь Петр Аркадьевич Столыпин и другие высокопоставленные лица. По склонам гор до самого Подола прокатилось оглушительное «ура». Всюду, куда падал глаз, толпились празднично одетые женщины и мужчины с обнаженными головами.

Пробиваясь вперед со своими друзьями, чтобы поближе разглядеть всероссийского самодержца, Ходошев невольно усмехнулся, вспомнив слова, сказанные много лет назад его отцом: когда впервые увидишь царя, нужно произнести слова благословения.

В толпе, окружившей его величество, Ходошев заметил прокурора судебной палаты. То, что в самом центре священник Федор Синкевич, совершенно понятно: ведь он один из вожаков киевских «союзников». Но прокурор… Не зря, значит, называют Чаплинского одним из приближенных Синкевича…

А вот рядом с прокурором и городской голова — генерал-губернатор — и еще кое-кто из высокопоставленных сановников. Эти лица Ходошеву приходилось видеть не раз.

Пробираясь сквозь толпу, Ходошев оказался почти совсем рядом с беседкой, украшенной государственными гербами. В тот самый момент на подиум поднялся царь. Всматриваясь в даль, он указал рукой на Труханов остров, где утопала в знаменах и хоругвях церковь. Слободка и Труханов остров с наступлением темноты должны были вспыхнуть светом многочисленных электрических лампочек.

Но день не спешил уступить дорогу сумеркам. Золотой диск солнца стоял еще высоко в небе, озаряя далекий горизонт.

Царь и окружающие его лица весьма благосклонно отнеслись к небывалому по красоте зрелищу, открывавшемуся их взору, и не собирались покидать волшебной беседки.

Как и многие, что пришли сюда, Ходошев имел при себе бинокль. Направив его на толпу, журналист увидел Голубева, который стоял возле Чаплинского и что-то нашептывал ему. В это же время отец Синкевич подвел к царю какую-то женщину. Женщина преклонила колени, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал ее взволнованный голос:

— Ваше императорское величество! Разрешите поведать вам печаль материнского сердца, печаль простой русской женщины, прожившей тяжелую, но честную жизнь труженицы. По наговору недостойных, продажных людей я находилась под стражей и в это время потеряла своих дорогих детей — Женю и Валю. На меня легло тяжкое подозрение в убийстве Андрея Ющинского. Страдающая мать, оставшаяся без детей, умоляет ваше царское величество освободить меня от этого подозрения и распорядиться открыть мне — дворянке Вере Чеберяк, преданной служительнице престола, — имена преследующих меня людей, наказать действительных виновников и навсегда освободить меня от страшного обвинения…

Лист с прошением, трепетавший в ее руках, женщина положила к ногам царя.

Одна из царских дочерей в умилении нагнулась к Вере Чеберяк, обняла ее за плечи и помогла подняться. Вопросительно взглянула на отца.

Николай Второй благосклонно кивнул головой.

Из-за спины Голубева выросли двое-молодчиков и увели женщину с заплаканными глазами.

В это время Столыпин представил царю прокурора Чаплинского.

Наконец опустились сумерки, и по другую сторону Днепра зажглись многочисленные огоньки на Слободке и Трухановом острове. Сияющая огнями мельница Бродского на Подоле казалась каким-то сказочным замком. Ярко выделяясь на темном бархате неба, она манила к себе невиданной красотой.

Из соседнего павильона доносились звуки музыки. Русского царя приветствовал хор и симфонический оркестр.