Абрам Каган - Преступление и совесть

— Вон там, в дальних рядах самого центра полукруга, — говорил Кузнецов, — сидят кадеты, так называемые конституционные демократы, либералы во главе с известным историком профессором Милюковым.

— Это и есть Милюков? — удивленно спросил корреспондент, направляя свой бинокль на зал. — Интересно бы познакомиться с ним… — Тот как раз нагнулся к соседу, и Ходошев увидел лихо подкрученные кверху усы Милюкова.

— Вон тот, с приподнятыми плечами, — Родичев, — продолжал Кузнецов, — своеобразный, горячий оратор.

— А где сидят Ниселович и Фридман — представители российского еврейства? — обратился Ходошев к своему коллеге по перу.

— Что-то не видно их, но не унывайте… — Кузнецов взял из рук Ходошева бинокль, обвел взглядом ряды депутатов. — Когда начнутся дебаты, они дадут знать о себе. А, вот и они, сидят рядышком…

— Где, где?

— Чуть дальше, за кадетами. Они что-то беспокоятся! Вот, посмотрите в бинокль: в темном костюме — Ниселович, или, как его величают в русско-еврейских кругах, Леопольд Николаевич. А другой — с гладкой головой — Нафталь Маркович Фридман.

— Вижу, теперь я вижу. Кое-что я о них знаю, но продолжайте.

— Первый — Ниселович, пишет по экономическим вопросам, избран от Курляндской губернии. Второй — Фридман — от Ковенской губернии. Оба довольно опытные адвокаты. Собственно говоря, хотя они и защищают в Государственной думе интересы еврейского населения, но по своему образу мышления и пониманию российской действительности принадлежат к той же группе, что Милюков и Родичев. В единичных случаях, когда в парламенте возникает вопрос о правовом — или, вернее, бесправном — положении евреев в Российской империи, на их плечи падает тяжесть быть представителями гонимого народа.

Тут Ходошев невольно подумал: о них, безусловно, не имеют понятия ни бердичевский портной с бескровным лицом, ни витебский жестянщик — ведь не эти труженики избирали Ниселовича и Фридмана…

— О чем задумались, коллега? — спросил Кузнецов.

— Ниселович и Фридман полагают, очевидно, что еврейский народ может быть спокоен, имея в их лице таких защитников…

— Ошибаетесь, евреи знают о них. Совсем недавно мне рассказывал знакомый журналист, что в еврейских газетах «Гайнт» и «Момент» часто упоминаются имена этих депутатов как представителей от евреев. Я хочу сказать, что оба эти адвоката весьма образованные юристы, солидные ораторы, постоянно выступают против грязной волны наветов и вымыслов, приносимых на эту высокую трибуну Пуришкевичем и его единомышленниками. Обратите внимание, у обоих такой вид, будто они внутренне готовятся в предстоящему бою.

— Почему вы так думаете, господин Кузнецов?

— В этом отношении у меня большой опыт, мне достаточно знакомо поведение так называемых избранников в наш российский парламент.

В это самое время часть депутатов поднялась со своих мест и направилась к боковым дверям. Звонок в руке Родзянко остановил оратора, и председатель попросил депутатов вернуться на свои места. Но тщетно! Один из депутатов сделал довольно выразительную гримасу, показывая, как убийственно скучно выступает оратор. Колокольчик надрывался, но остановить депутатов был не в силах. Вскоре жиденькие хлопки из задних рядов оповестили об окончании выступления «выдающегося» оратора.

Ходошева переполняла новизна впечатлений. В Киеве он однажды присутствовал на весьма оживленном заседании городской думы, но та картина, что ему запомнилась, не шла ни в какое сравнение с грандиозностью происходившего перед его глазами теперь.

Звонок председателя зазвенел как-то особо, многозначительно. Родзянко объявил перерыв, после которого начнется обсуждение внесенного в Думу группой правых депутатов запроса о ритуальных убийствах в связи с убийством Андрея Ющинского в Киеве.

Гул в зале не смолкал. Сердце Ходошева забилось сильнее: скоро, скоро он услышит то, ради чего приехал сюда.

Во время перерыва Ходошев пошел в буфет, у стойки столкнулся со светловолосым корреспондентом, своим соседом по ложе.

— Видите тех трех депутатов? — шепнул ему Кузнецов, прихлебывая чай.

— Что сидят у крайнего окна?

— Да. Это тройка правых главарей. В судейском сюртуке — это бывший товарищ прокурора Виленской судебной палаты.

— А-га, догадываюсь. Наверное, Замысловский Георгий Георгиевич.

— Он самый.

— Вид у него довольно поблекший.

— Обратите внимание на его глаза, коллега из Киева. Стеклянные глаза. Присмотритесь получше — просто оторопь берет!