— Вопрос о национальном мире или национальной ненависти имеет коренное значение для русской демократии. Только при полном единстве демократических сил мы можем добиться политической свободы и обеспечить ее; наоборот, национальная травля обессиливает борьбу за свободу в интересах помещиков, в интересах реакции…
— Довольно! — раздалось из зала.
— Господа депутаты! — призывал Родзянко. — Дайте члену Государственной думы депутату Петровскому закончить свое слово.
Депутат продолжал:
— Национальному шовинизму и интернациональному объединению капиталистов рабочие противопоставили свое интернациональное объединение для борьбы против капитализма, против буржуазии…
Гомон заглушил голос депутата. Но он напряг все свои силы и закончил:
— Мы голосуем против сметы Министерства внутренних дел…
Свистки и ругательства со стороны правых провожали Петровского с трибуны.
Гордый, удовлетворенный тем, что он выполнил наказ своих избирателей, Петровский направился к друзьям и соратникам, сидящим в зале императорской Государственной думы.
— Мало вас вешали, господа социал-демократы!
— Мы с вами рассчитаемся!
Петровский не прислушивался к этим диким выкрикам, а смело шагал вперед. Вскоре он попал в объятия Бадаева, Шагова и других большевиков, приветствовавших его мужественное выступление.
Не все, вероятно, заметили, что Родзянко подмигнул октябристу Скоропадскому и сразу же дал ему слово. Крупный помещик, владевший большими имениями на Украине, генерал императорской армии, человек, который был тесно связан с царским двором, Павел Петрович Скоропадский, через несколько лет, в апреле 1918 года, на так называемом «съезде украинских хлеборобов», инсценированном австрийско-немецким командованием, был объявлен «гетманом всея Украины».
И вот на трибуне Государственной думы появился здоровенный, широкоплечий генерал с крупными чертами лица, сверкнул серыми грустными глазами и заговорил грубым сочным голосом:
— Кто это здесь выступает непрошеным защитником нашего малороссийского народа, кто, я спрашиваю? Весь малороссийский народ чувствует и признает себя русским народом, и мы никогда не подумаем причислять себя к инородцам. Малороссы, белорусы и великороссы — один русский народ. Во главе русской Думы стоит внук запорожских казаков — Родзянко. Малороссам не нужно никакой автономии, им нужна единая мощная Россия!..
Родзянко наклонил голову к оратору и начал аплодировать. Это было какой-то демонстрацией против установленного в Государственной думе порядка. Многие депутаты, в основном правые и октябристы, тоже начали хлопать, весь огромный зал потонул в рукоплесканиях.
Петровский долго смотрел вслед удалявшемуся от трибуны «малороссу» Скоропадскому, видел его жирный затылок и большую голову, гордо и важно качавшуюся на мощном туловище. Депутат от рабочих подумал: «И этот родился на той же самой украинской земле, что и тысячи, десятки тысяч других честных украинцев. Какой мерзавец, какой отвратительный предатель!» От ненависти у рабочего депутата сжались кулаки.
Депутат Бадаев, товарищ Петровского по совместной борьбе, заметил его возбуждение.
— Что такое, Григорий Иванович? Что с вами?
— Страшный человек! Монстр! — кивнул он в сторону Скоропадского.
— Хуже Маркова-второго?
— Как одна мать их родила, Алексей Григорьевич, как одна мать…
Через несколько минут взволнованный Петровский шептал Бадаеву:
— Мне кажется, я уже говорил вам, что кроме моего земляка из Екатеринославской губернии, кроме Родзянко, здесь в Думе есть еще один мой земляк — Марков-второй.
— Близкий, душевный друг ваш, Григорий Иванович, — тихо смеялся Бадаев. — Расскажите, расскажите, вы мне никогда не говорили об этом. Но подождите, кажется, объявляется перерыв.
Действительно, первый земляк Петровского Родзянко властно позвонил и объявил перерыв.
— Теперь рассказывайте, Григорий Иванович, — Бадаев взял Петровского под руку, и вместе с другими большевистскими депутатами они пошли в кулуары.
И в одном из боковых залов Таврического дворца Петровский рассказал о своем знаменитом земляке Маркове-втором:
— Он происходит из старого помещичьего рода. Пока не отменили крепостничество, деды и прадеды Маркова владели тысячами крестьян в Курской губернии. Мой дед и моя бабушка были крепостными у этих помещиков-извергов, об этом мне рассказывала моя родная мать. А теперь он, внук тех, кто пытал моих предков, встречается со мной в русском парламенте.
Читать дальше