Колин Маккалоу - Битва за Рим

– Гай Юлий, – заговорила она, – как нам быть с нашим сыном и с его жреческим статусом? Он его ненавидит!

– И его можно понять, – сказал муж со вздохом. – Однако мне консулом уже не быть. А это значит, что ему стать консулом было бы очень нелегко. Из-за войны в Италии у нас теперь гораздо меньше денег. Ты вправе упрекать меня за покупку по дешевке тысячи югеров земли в Лукании: это было неразумно, слишком далеко до ближайшего города и небезопасно. После того как Гай Норбан в прошлом году вернул луканов из Сицилии, мятежники зарылись в норы в тех местах. У Рима не будет ни времени, ни людей, ни денег, чтобы их выкурить при жизни нашего сына. Поэтому у меня остается только то, что было с самого начала, – шестьсот югеров, приобретенные для меня Гаем Марием близ Бовилл. Этого довольно для задней скамьи в сенате, но не для cursus honorum . Впрочем, ты вправе сказать, что Гай Марий отнял у меня свой подарок: его войска, грабившие в последние месяцы Лаций, не оставили там камня на камне.

– Я знаю, – грустно сказала Аврелия. – Выходит, нашему бедному сыну придется довольствоваться жреческой должностью?

– Боюсь, что да.

– Он так уверен, что Гай Марий сделал это нарочно!

– Здесь я с ним согласен, – сказал Цезарь. – Я побывал на Форуме. Он был ужасно доволен собой!

– Хороша благодарность нашему сыну, столько возившемуся с Гаем Марием, когда того хватил второй удар!

– Гай Марий забыл про всякую благодарность. Страх Цинны – вот что меня напугало. Он сказал мне, что опасность грозит всем, даже Юлии и Марию-младшему. Увидев Мария, я склонен этому верить.

Цезарь разделся, и Аврелия с испугом увидела, что он сильно похудел: теперь у него торчали ребра и таз, ноги искривились и разошлись.

– Гай Юлий, ты здоров? – спросила она в страхе.

Ее вопрос удивил его.

– Думаю, да. Подустал, но не заболел. Меня измотал Аримин. Три года командования Помпея Страбона оставили легионы без пропитания по всей Умбрии, по всему Пицену. Мы с Марком Гратидианом сидели на скудном пайке: кто не может накормить своих людей, сам живет впроголодь. Я почти все время разъезжал взад-вперед в поисках провианта.

– Я буду кормить тебя вкусно и обильно, – сказала она, и ее вытянувшееся лицо озарилось улыбкой, что было теперь большой редкостью. – Хотелось бы мне надеяться, что все наладится! У меня ужасное предчувствие, что все будет только хуже. – Она встала и начала раздеваться.

– Разделяю твои опасения, meum mel , – сказал он, садясь и закидывая ноги на постель. Сладко вздохнув, он заложил руки за голову и улыбнулся. – Но раз мы еще живы, этого у нас никто не отнимет.

Она прижалась к нему и уткнулась носом ему в плечо; он обнял ее левой рукой.

– Как приятно! – сказала она хрипло. – Я люблю тебя, Гай Юлий.

На шестой день своего консульства Гай Марий велел плебейскому трибуну Публию Попиллию Ленату созвать еще одно народное собрание. В колодце комиция собрались одни бардиеи Мария. Вот уже почти два дня они выполняли его приказание не бесчинствовать, приводили в порядок город и не лезли никому на глаза. На ростре стояли всего трое: сам Марий, Попиллий Ленат и закованный в цепи пленник.

– Этот человек, – крикнул Марий, – пытался меня умертвить! Когда я, старый и недужный, бежал из Италии, город Минтурны дал мне приют. А потом банда наемных убийц принудила магистратов Минтурн приказать меня казнить. Видите моего доброго друга Бургунда? Бургунду велели задушить меня, когда я лежал в подземной темнице! Один, облепленный грязью! Нагой! Я, Гай Марий! Величайший человек в истории Рима! Величайший человек, какого дал миру Рим! Затмивший величием Александра Македонского! Великий, великий, великий! – Он сбежал с ростры, растерянно озираясь, потом что-то вспомнил и осклабился. – Бургунд отказался меня задушить. И по примеру простого германского раба весь город Минтурны отказался предать меня смерти. Но, прежде чем наемные убийцы – эти трусы даже не посмели сами поднять на меня руку – удрали из Минтурн, я спросил их главаря, кто их нанял. «Секст Луцилий», – был ответ.

Марий опять осклабился, расставил ноги и потоптался на месте – воображал, видимо, что исполняет воинственный танец.

– Когда я стал консулом в седьмой раз – кто еще был консулом Рима семь раз? – я оставил Сексту Луцилию надежду, что никто не знает, что тех людей нанял он. Пять дней он по глупости провел в Риме, считая, что ему ничего не угрожает. Но этим утром, когда еще не рассвело, а он уже встал с постели, я послал моих ликторов арестовать его. Он обвиняется в измене. Он пытался умертвить Гая Мария!