Колин Маккалоу - Битва за Рим

– Зачем мне к нему идти? – спросил Цинна, обмирая от одной этой мысли.

– Затем что бардиеи весь остаток дня и всю ночь проведут на улице перед дверями Гая Мария в ожидании новостей.

– Это верно, – согласился Цинна. – Не обессудь, Квинт Серторий, я сейчас неважно соображаю. Что потом?

– Скажешь вожакам, что все бардиеи получат свое жалованье на вилле Публика на Марсовом поле во втором часу дня, – продолжил Серторий, обнажая зубы. – Я буду ждать там со своими людьми. Так ужасу, что сеет Гай Марий, будет положен конец.

Когда Гая Мария принесли домой, Юлия устремила на него взгляд, полный горя и неизмеримого сострадания. Он лежал с закрытыми глазами и не дышал, а хрипел.

– Это конец, – сказала она его ликторам. – Ступайте по домам, добрые слуги народа. Я о нем позабочусь.

Она сама обмыла его, соскребла с его подбородка и щек шестидневную щетину, обрядила с помощью Строфанта в свежую белую тунику и перенесла в его постель. При этом она не пролила ни слезинки.

– Пошли за моим сыном и за всей родней, – обратилась она к управляющему, когда все было готово. – Он еще поживет, но скоро его не станет. – Сидя в кресле у изголовья Гая Мария, она под ужасающий хрип и бульканье наставляла Строфанта, как действовать: подготовить комнаты для гостей и еду в нужном количестве, хорошенько прибраться в доме. Кроме того, Строфанту надлежало привести лучшего мастера похоронных дел.

– Сама я не знаю ни одного! – изумленно молвила она. – За все время нашего с Гаем Марием брака единственным умершим в этом доме был наш маленький второй сын; тогда еще был жив Цезарь-дед, он все взял на себя.

– Может, он еще поправится, domina , – пролепетал всхлипывающий управляющий, состарившийся на службе у Гая Мария.

Юлия покачала головой:

– Нет, Строфант, не поправится.

Ее брат Гай Юлий Цезарь, его жена Аврелия, их сын Цезарь-младший и их дочери Лия и Ю-ю пришли в полдень; Марий-младший, успевший довольно далеко отъехать, прибыл уже в темноте. Клавдия, вдова другого брата Юлии, отказалась прийти, но прислала своего младшего сына, еще одного Секста Цезаря, как представителя своей ветви семейства. Брат Мария Марк уже несколько лет как умер, но присутствовал его приемный сын Гратидиан. Пришел великий понтифик Муций Сцевола со второй женой, второй Лицинией; его дочь Муция Терция уже находилась в доме Мария.

Гостей тоже было немало, но гораздо меньше, чем собралось бы месяц назад. Катул Цезарь, Луций Цезарь, Антоний Оратор, Цезарь Страбон, цензор Красс… Их языки уже не могли говорить, глаза – видеть. Луций Цинна появлялся несколько раз; в первый раз он передал извинения Квинта Сертория.

– Сейчас он не может отлучиться из своего легиона.

Юлия понимающе на него взглянула и сказала лишь:

– Передай дорогому Квинту Серторию, что я все понимаю и полностью с ним согласна.

«Эта женщина все понимает!» – подумал Цинна, покрывшись мурашками. Он постарался не задерживаться сверх того времени, которое было необходимо для того, чтобы со стороны могло показаться, что он говорил с Марием.

Члены семьи непрерывно дежурили при умирающем, меняя друг друга. Только Юлия находилась при нем все время, не вставая с кресла. Но когда пришла очередь Цезаря-младшего, он отказался войти.

– Мне запрещено быть рядом с мертвыми, – сказал он с невинным видом.

– Но Гай Марий жив, – сказала Аврелия, глядя на Сцеволу и его жену.

– Он может умереть в моем присутствии. Я не могу этого допустить, – твердо заявил мальчик. – Когда он умрет и когда вынесут тело, я подмету его комнату. Это будет обряд очищения.

Насмешку в его синих глазах смогла разглядеть только мать. Увидев ее, она почувствовала, как у нее немеет подбородок: она распознала истинную ненависть – не слишком горячую, не слишком холодную, близкую к торжеству.

Когда Юлия согласилась наконец немного передохнуть – Марию-младшему пришлось силой оттаскивать ее от мужнего изголовья, – Цезарь-младший отвел ее в гостиную. Аврелия прочла в глазах сына важное послание и окончательно смирилась; он вырвался из-под ее опеки и пустился в вольное плавание.

– Ты должна поесть, – сказал племянник ненаглядной тетушке, укладывая ее на ложе. – Сейчас придет Строфант.

– Я вовсе не голодна, – возразила она шепотом, с лицом белее накидки, которой управляющий накрыл ложе; постель она делила с Гаем Марием, другого места в этом доме у нее не было.

– Голодна ты или нет, я накормлю тебя горячим супом, – сказал Цезарь-младший тоном, какому, бывало, не отваживался перечить даже сам Марий. – Это необходимо, тетя Юлия. Это может продолжаться не один день. Он не расстанется с жизнью так просто.