Колин Маккалоу - Битва за Рим

При виде глаз тети Юлии у мальчика упало сердце. Не обращая внимания на хождение взад-вперед многочисленных жрецов, он внимательно смотрел на нее, дожидаясь, когда она переведет на него взгляд. Она не могла не чувствовать его призыв, но отказывалась подчиниться. Она разом состарилась и выглядела теперь гораздо старше своих сорока лет; красота не выдержала горя, с которым она не имела ни сил, ни возможности сладить. Но в конце церемонии, когда все столпились вокруг нового фламина Юпитера и его куколки фламиники, чтобы их поздравить, Цезарь-младший все же встретился с Юлией глазами – и пожалел об этом. Она, как всегда, поцеловала его в губы и, уткнувшись лбом в его плечо, всплакнула.

– Мне так жаль, Цезарь-младший… – прошептала она. – Это величайшая жестокость, которую он способен был совершить. Он только тем и занят, что делает больно всем вокруг, даже тем, кого мог бы пощадить. Но это уже не он, умоляю, пойми!

– Я понимаю, тетя Юлия, – ответил мальчик тихо, чтобы никто больше не услышал. – За меня не тревожься, я все улажу.

Наконец, уже на закате, всем разрешили разойтись. Новый фламин Юпитера – со слишком тесным шлемом в руках, а не на голове, но обутый в сваливавшиеся башмаки, которые нельзя было стянуть ни шнурками, ни пряжками, – захромал домой в сопровождении родителей, непривычно притихших сестер, тети Юлии и Мария-младшего с невестой. На тяжелом шерстяном облачении новой фламиники Юпитера Цинниллы тоже не было ни узлов, ни пряжек; бедняжка семенила домой с родителями, братом, сестрой Корнелией Цинной и Гнеем Агенобарбом.

– Итак, Циннилла останется со своей семьей до восемнадцати лет, – бодро обратилась Аврелия к Юлии, намеренно поддерживая непринужденную беседу за поздней праздничной трапезой в триклинии. – Это целых одиннадцать лет! В этом возрасте они кажутся вечностью, в моем же – коротким мигом.

– Не спорю, – ответила Юлия бесцветным тоном, садясь между Муцией Терцией и Аврелией.

– Сколько свадеб! – так же приподнято подхватил Цезарь, не глядя на траурное лицо своей сестры. Он расположился на центральном ложе, обычном месте хозяина дома, предоставив почетное место рядом с собой новому фламину Юпитера, которому никогда прежде не дозволялась возлежать на пиру; странное, неудобное ощущение, как и все остальное в этот переполненный событиями день!

– Почему не пришел Гай Марий? – не подумав, спросила Аврелия.

Юлия вспыхнула и пожала плечами:

– Он слишком занят.

Аврелия была готова проглотить язык; она больше ничего не сказала и пристыженно оглянулась на мужа, ища поддержки. Но поддержки не было, – наоборот, заговорил Цезарь-младший, только усугубив положение.

– Глупости! Гай Марий не пришел, потому что не посмел, – заявил новый фламин Юпитера, резко меняя лежачее положение на сидячее и бесцеремонно сбрасывая свой жреческий плащ на пол, туда, где стояли его башмаки. – Так-то лучше! Какая гадость! Уже ненавижу!

Увидев в этой вспышке сына способ выйти из неловкого положения, мать повернулась к нему и нахмурилась.

– Не богохульствуй, – сказала она.

– Даже если это правда? – отозвался Цезарь-младший, опершись с вызывающим видом на левый локоть.

Тут подали первую перемену: белый хлеб с хрустящей корочкой, оливки, яйца, сельдерей, салатные листья.

Почувствовав лютый голод – ритуалы совершались на пустой желудок, – новый фламин Юпитера потянулся за хлебом.

– Нельзя! – одернула его Аврелия, побледнев от страха.

Рука мальчика застыла над столом.

– Почему? – удивленно уставился он на мать.

– Ты не должен прикасаться к белому и к дрожжевому хлебу, – напомнила ему мать. – Вот хлеб для тебя!

Перед фламином Юпитера поставили отдельный поднос с тоненькими, плоскими кусками чего-то серого, совершенно не аппетитного.

– Что это? – спросил Цезарь-младший, в ужасе глядя на поднос. – Mola salsa?

– Mola salsa делается из спельты, это тоже пшеница, – сказала Аврелия, отлично знавшая, что сын и так во всем этом разбирается. – А это ячмень.

– Пресный ячменный хлеб, – проговорил Цезарь-младший без всякого выражения. – Египетские крестьяне – и те живут лучше! Пожалуй, я возьму обычный хлеб. От этого меня стошнит.

– Цезарь-младший, сегодня ты вступил в должность, – заговорил его отец. – Предзнаменования были благоприятными. Теперь ты фламин Юпитера. С этого дня ты должен соблюдать все установления. Ты – прямая связь Рима с Великим Богом. Все, что ты делаешь, влияет на отношения между Римом и Великим Богом. Знаю, ты голоден. Согласен, это гадость. Но с сегодняшнего дня ты не можешь ставить свои интересы впереди интересов Рима. Ешь свой хлеб.