Колин Маккалоу - Битва за Рим

Тот год выдался в центре Италии засушливым, зимой на вершинах Апеннин выпало гораздо меньше снега, чем обычно. Поэтому уровень Тибра понизился, многие питавшие его речушки пересохли еще до конца лета. Конец октября оказался рубежом между летом и осенью, и погода была еще очень жаркой, когда все эти небольшие армии образовали вокруг города Рима неполное кольцо. В Остию только начали прибывать суда с зерном из Африки и Сицилии, а амбары Рима уже успели опустеть.

Вскоре после прихода Помпея Страбона к Коллинским воротам разразилась эпидемия, быстро распространившаяся среди солдат его легионов и городского населения. Люди страдали несварением и кишечными болезнями, ибо вода в лагере Помпея Страбона была непригодна для питья из-за чудовищной грязи, замеченной Квинтом Помпеем Руфом еще в лагере в Аримине. Когда оказались отравлены городские колодцы на Виминале и на Квиринале, жители пришли к Помпею Страбону с мольбой навести порядок с выгребными ямами; но тот, не изменив себе, отправил их восвояси, грубо посоветовав им заняться собственным дерьмом. В довершение зол от Тибра начиная с Мульвиева моста и Тригария и до самого моря несло отбросами и нечистотами, поэтому река теперь только и могла, что распространять болезни; все три лагеря Цинны, как и город, теперь использовали реку в качестве сточной канавы.

Гней Октавий и младший консул-местоблюститель, фламин Юпитера Мерула впали в отчаяние: минул октябрь, а армии оставались на прежних местах. Когда консулам удавалось добиться аудиенции у Помпея Страбона, тот всякий раз находил объяснения своей неспособности воевать; в конце концов Октавий и Мерула поневоле пришли к выводу, что истинная причина – численное превосходство войска Цинны.

Когда в городе узнали, что Марий завладел Остией и что барж с зерном нового урожая уже не видать, паника сменилась унынием. Консулы не ждали больше ничего хорошего и только гадали, сколько протянут, если Помпей Страбон будет и дальше отказываться вступить в бой.

Октавию и Меруле оставалось одно – набирать солдат из италиков; они провели через сенат указание центуриям предоставлять по трибам статус полного гражданства тем италикам, кто поддержит «настоящую» римскую власть. После принятия соответствующего закона по всей Италии разъехались глашатаи, заманивающие добровольцев.

Но таковых почти не оказалось, а все потому, что двумя месяцами раньше народные трибуны Цинны увели к себе всех способных держать оружие, так что «настоящая» римская власть осталась с носом.

После этого Помпей Страбон намекнул, что если Метелл Пий приведет два легиона, осаждавшие Эсернию, то вместе они разгромят Цинну и Мария. Октавий и Мерула отправили к Свиненку, под Эсернию, своих людей умолять заключить мирный договор с осажденными самнитами и скорее идти на выручку Риму.

Разрываясь между необходимостью дожать Эсернию и оказать помощь Риму, Свиненок отправился на переговоры к парализованному Гаю Папию Мутилу, отлично осведомленному обо всем происходящем вокруг Рима.

– Я хочу заключить с тобой мир, Квинт Цецилий, – сказал Мутил со своих носилок, – и условия его таковы: ты вернешь самнитам все, что у них отнял, освободишь пленных целыми и невредимыми, откажешься от притязаний на трофеи, завоеванные самнитами. Всем свободным людям самнитского народа должно быть предоставлено полное римское гражданство.

Метелл Пий в гневе отпрянул.

– Ну разумеется! – молвил он с горьким сарказмом. – Может, еще потребуешь, чтобы мы прошли под ярмом, Гай Папий, как после битвы в Кавдинском ущелье двести лет назад? Твои условия совершенно неприемлемы. Всего наилучшего!

С прямой спиной и задранной головой он вернулся в свой лагерь и ледяным тоном уведомил посланцев Октавия и Мерулы, что мирного договора не будет и, следовательно, он не сможет прийти на помощь Риму.

Самнит Мутил, возвращенный на носилках в Эсернию, был, в отличие от Свиненка, в превосходном настроении: его посетила блестящая мысль. Когда стемнело, его гонец, прокравшись через римские порядки, устремился с письмом к Гаю Марию. В письме Мутил предлагал заключить мирный договор между Марием и Самнием. Он знал, что Цинна – взбунтовавшийся консул, тогда как Марий – всего лишь частное лицо, тем не менее обратиться к Цинне ему и в голову не пришло. В любом деле, где участвовал Гай Марий, главарем мог быть только он, человек с настоящим влиянием.

При Марии, приближавшемся теперь к Риму, состоял военный трибун Гай Флавий Фимбрия; он находился в легионе, осаждавшем Нолу, и вместе с другими военными трибунами, Публием Аннием и Гаем Марцием Цензорином, решил встать на сторону Цинны. Узнав о высадке Мария в Этрурии, он тут же переметнулся к нему. Марий принял его с радостью.