Колин Маккалоу - Битва за Рим

«Хватит с тебя, Гай Марий! – восторженно подумал он. – Эту войну ты у меня не украдешь. Эта война моя !»

Марий-младший и Луций Декумий вывели Гая Мария из храма Теллус и спрятали его в целле храма Юпитера Статора на Велии; они же, Марий-младший и Луций Декумий, разыскали потом Публия Сульпиция, Марка Летория и других знатных римлян, обнаживших мечи для защиты Рима от армии Луция Корнелия Суллы; они же, Марий-младший и Луций Декумий, вскоре привели в храм Юпитера Статора Сульпиция и еще девятерых.

– Это все, кого мы нашли, отец, – сказал Марий-младший, опускаясь на пол рядом с Гаем Марием. – Я слышал, что недавно Марка Летория, Публия Цетега и Публия Альбинована видели выскальзывающими из Капенских ворот. Но братьев Граниев след простыл. Будем надеться, они покинули город еще раньше.

– Что за ирония судьбы! – с горечью проговорил Гай Марий, ни к кому не обращаясь. – Использовать как убежище храм божества, останавливающего отступающих воинов! Мои люди не желали идти в бой, чего бы я им ни посулил.

– Это были не римские воины, – напомнил Марий-младший.

– Знаю, знаю!

– Я не мог предположить, что Сулла одержит верх, – сказал Сульпиций, дыша так, словно бежал не один час.

– А я мог – после встречи с ним на Латинской дороге в Тускуле, – сказал городской претор Марк Юний Брут.

– Так или иначе, теперь Рим принадлежит Сулле, – подытожил Марий-младший. – Что будем делать, отец?

Но ответ дал Сульпиций, который не мог вынести, что все ждут решения от Гая Мария, а не от него. Пусть тот шесть раз был консулом и оказал огромную помощь народному трибуну, вознамерившемуся сокрушить сенат, но сейчас-то Гай Марий был всего лишь privatus !

– Расходимся по домам и ведем себя так, словно ничего не произошло, – твердо сказал он.

Марий повернул голову и удивленно взглянул на Сульпиция. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким усталым. К его ужасу, левая рука от пальцев до самого плеча и челюсть с левой стороны почти совсем онемели.

– Ты можешь так поступить, если хочешь, – пробубнил он, с трудом ворочая языком. – Но я знаю Суллу. И знаю, что буду делать сам – спасаться бегством.

– Я согласен с тобой, – сказал Брут. Его губы были еще синее обычного, грудь судорожно вздымалась и опадала. – Если мы останемся, он нас убьет. Я видел в Тускуле его лицо.

– Он не может нас убить! – уверенно возразил Сульпиций; он был гораздо моложе их и быстрее восстанавливал дыхание и бодрость. – Сулла лучше всех остальных знает, что совершил святотатство. Теперь он шарахнется назад и постарается действовать строго по закону.

– Чушь! – презрительно бросил Марий. – Как он, по-твоему, станет действовать? Завтра же отведет своих людей назад, в Кампанию? Да ни за что не свете! Он займет Рим и будет вытворять все, что захочет.

– Он не посмеет! – сказал Сульпиций, хотя уже понимал, что, подобно многим другим в сенате, плохо знает Суллу.

У Мария нашлись силы рассмеяться.

– Не посмеет? Луций Корнелий Сулла не посмеет? Пора тебе повзрослеть, Публий Сульпиций! Сулла ни перед чем не остановится. Как не останавливался ни перед чем в прошлом. Хуже всего то, что он смеет после того, как подумает. Нет, он не обвинит нас в измене на каком-нибудь шутовском суде! Он не так глуп. Он похитит нас, убьет, а потом объявит, что мы погибли в бою.

– Я тоже так думаю, Гай Марий, – сказал Луций Декумий. – Он такой, он и родную мать не пожалел бы. – Он поежился и сжал правую ладонь в кулак, выставив, как рожки, указательный палец и мизинец – от сглазу. – Он не как все.

Остальные девять человек, люди не столь важные, сидели на полу храма и наблюдали за спором своих вождей. Никто из них не представлял собой крупной фигуры ни в сенате, ни в сословии всадников, хотя состоял либо там, либо там. Они пошли в бой за правое дело – за то, чтобы римская армия не входила в священный город, но теперь, после бесславного поражения, каждый клял себя за эту неудачную попытку. Завтра их спины снова распрямятся, ибо они верили, что за Рим стоило умереть; но в храме Юпитера Статора, обессиленные и разочарованные, все они надеялись, что Марий возобладает над Сульпицием.

– Если ты уйдешь, Гай Марий, то я не смогу остаться, – сказал Сульпиций.