Колин Маккалоу - Битва за Рим

– Да, Луций Корнелий, – ответил он.

– А дети есть?

– Девочка, четырех лет.

– К жене привязан?

– Нет. Она ужасная женщина.

– О разводе не думал?

– Когда нахожусь в Риме, думаю постоянно. Когда в отлучке, стараюсь вообще о ней не думать.

– Как ее зовут? Из какой она семьи?

– Клавдия. Она одна из сестер Аппия Клавдия Пульхра, который в настоящий момент осаждает Нолу.

– О, не лучший выбор, Мамерк! Это очень необычная семья.

– Необычная? Я бы назвал их невменяемыми.

Метелл Пий сел на своем ложе прямо, как стержень, не сводя широко открытых глаз с Суллы.

– Моя дочь теперь вдова. Ей еще нет двадцати. У нее двое детей, дочь и сын. Ты когда-нибудь видел ее?

– Нет, – тихо ответил Мамерк. – Не думаю, что мне приходилось видеть ее.

– Я ее отец, так что судить не берусь. Но говорят, она красива, – сказал Сулла, снова взявшись за чашу с вином.

– О да, она красива, Луций Корнелий! Абсолютно восхитительна! – воскликнул Свиненок, расплывшись в глупой улыбке.

– Вот пожалуйста, независимое мнение. – Сулла заглянул в свою чашу. Затем с видом знатока выплеснул остатки на пустую тарелку. – Пять! – радостно воскликнул он. – Пять – мое счастливое число. – Он посмотрел Мамерку прямо в глаза. – Я ищу хорошего мужа для моей бедной девочки. Семья ее прежнего мужа делает ее жизнь очень горькой. За ней сорок талантов приданого, немногие невесты располагают такими средствами. Она уже доказала, что способна к зачатию. У нее есть сын, и она еще молода. Она патрицианка и со стороны матери, и со стороны отца. Матерью ее была Юлия. И у нее хороший, мягкий характер. Это не значит, что она позволит вытирать об себя ноги, но она ладит с большинством людей. Ее покойный муж, молодой Квинт Помпей Руф, похоже, был без ума от нее. Ну, что скажешь? Заинтересовался?

– Как сказать… – осторожно произнес Мамерк. – Какого цвета у нее глаза?

– Не знаю, – ответил отец.

– Прекрасные ярко-синие, – возник опять Свиненок.

– А волосы?

– Рыжие, золотистые, каштановые?.. Не знаю, – сказал отец.

– Цвета неба, когда только закатилось солнце, – ответил Свиненок.

– Она высокая?

– Достанет до кончика твоего носа.

– А какая у нее кожа?

– Я не знаю.

– Кремовая, как цветочный лепесток. С шестью маленькими золотыми веснушками на носу, – продолжал Свиненок.

Тут Сулла и Мамерк оба повернулись и уставились на внезапно покрасневшего и втянувшего голову в плечи Свиненка, сидевшего на среднем ложе.

– Похоже, ты хочешь жениться на ней, Квинт Цецилий, – сказал отец.

– Нет-нет! – вскричал Свиненок. – Но мужчина имеет право смотреть, Луций Корнелий! Она достойна обожания.

– Тогда я беру ее, – сказал Мамерк, улыбаясь своему доброму другу Свиненку. – Меня восхищает твой вкус, то, как ты разбираешься в женщинах, Квинт Цецилий. Благодарю тебя, Луций Корнелий. Считай, что твоя дочь уже обручена со мной.

– Траур продлится еще семь месяцев. Так что спешки нет, – сказал Сулла. – Пока траур не кончится, она будет жить с Далматикой. Поезжай посмотри на нее, Мамерк. Я ей напишу.

Четыре дня спустя Сулла уже был на пути в Брундизий. С ним шли его три довольных легиона. По прибытии они нашли Лукулла все еще стоящим лагерем у стен города. Проблем с выпасом армейских лошадей и мулов он не знал, это была италийская земля, и зима только начиналась. Погода стояла дождливая и ветреная – далеко не идеальные условия для долгой стоянки. Солдаты разболтались. Им было скучно, и они слишком много времени проводили за азартными играми. Однако, когда собственной персоной прибыл Сулла, они тут же утихомирились. Это Лукулла они не переваривали. Лукулл ничего не смыслил в делах легиона и до сих пор не хотел брать в расчет никого, кто стоял ниже его на социальной лестнице.

По календарю был март, когда Лукулл отплыл на Корфу. Его два легиона и две тысячи лошадей заняли все суда, которые имелись в оживленном порту Брундизия. Поэтому Сулле ничего не оставалось, как ждать возвращения транспорта, чтобы отплыть самому. Но в начале мая – к этому времени почти ничего не осталось от его двухсот золотых талантов – Сулла с тремя легионами и тысячью армейских мулов наконец вышел в море, чтобы пересечь Адриатику.

Сулла был хороший моряк. Суровый, он стоял опершись на перильное ограждение корабля, вглядываясь в кляксу на горизонте за полосой вспененной воды за кормой, – кляксу, которая была Италией. Потом Италия исчезла. Он был свободен. В пятьдесят три года он наконец шел на войну, в которой мог достойно победить, войну с настоящим чужеземным врагом. Слава, добыча, битвы, кровь.