Колин Маккалоу - Битва за Рим

– Но это же ager publicus ! – вскричал Луций Цезарь.

– Нет. Пока еще не ager publicus . И не станет общественной землей, – ответил Сулла. – Она будет отдана солдатам. Если, конечно, вы не надумаете изменить свою набожную позицию относительно римских храмов, – сладким голосом произнес Сулла.

– Мы не можем, – настаивал великий понтифик Сцевола.

– Значит, когда я выдвину законопроект, вам следует склонить и сенат, и народ на мою сторону, – ответил Сулла.

– Мы поддержим тебя, – сказал Антоний Оратор.

– И раз уж речь зашла об общественных землях, – продолжал Сулла, – не стоит поднимать эту тему, пока меня не будет в Риме. Когда я вернусь со своими легионами, мне понадобятся еще италийские земли для ветеранов.

В итоге римских денег не хватило даже на шесть легионов. Было решено, что армию Суллы составят пять легионов и две тысячи конников и ни одним воином, ни одним всадником больше. Вес собранного золота оказался девять тысяч фунтов, даже двухсот талантов не набиралось. Не густо. Но это все, что мог дать доведенный до банкротства Рим. Военный резерв Суллы не позволял ввести в строй даже одну боевую галеру. Он с трудом мог покрыть расходы по найму транспортных судов, для того чтобы перебросить войско в Грецию – место назначения, которое, по его мнению, было предпочтительнее Западной Македонии. Однако он не хотел принимать окончательного решения, пока не получит новых сообщений о ситуации в провинции Азия и Греции. Но про себя он склонялся к Греции, поскольку там находились богатейшие храмы.

В конце сентября Сулла наконец смог покинуть Рим, чтобы присоединиться к своим легионам в Капуе. Предварительно он переговорил с Луцием Лицинием Лукуллом, военным трибуном, которому доверял и который был ему предан. Сулла поинтересовался, не хочет ли тот попробовать себя в качестве квестора, если он, Сулла, предложит его кандидатуру. Восхищенный, Лукулл дал согласие, после чего Сулла отправил его в Капую в качестве легата до своего возвращения. Завязнув в распродаже государственной собственности и в улаживании дел с шестью солдатскими поселениями, растянувшихся на весь сентябрь, он стал уже думать, что ему никогда не выбраться из Рима. То, что он делал, требовало железной воли и твердой руки в руководстве коллегами-сенаторами, которые им восхищались. Они и не подозревали в нем таких лидерских качеств.

– Его затмевали Марий и Скавр, – заметил Антоний Оратор.

– Нет, просто он не пользовался авторитетом, – возразил Луций Цезарь.

– И кто в этом виноват? – усмехнулся Катул Цезарь.

– Главным образом Гай Марий, я полагаю, – ответил его брат.

– Он определенно знает, чего хочет, – добавил Антоний Оратор.

– Это точно, – сказал Сцевола и поежился. – Не желал бы я оказаться в стане его врагов!

Именно об этом думал и юный Цезарь, лежа в своем тесном убежище под самым потолком и слушая разговор своей матери с Луцием Корнелием Суллой.

– Завтра я уезжаю, Аврелия. Я не хотел ехать, не повидавшись с тобой, – сказал он.

– И я не хочу, чтобы ты ехал, не повидавшись со мной, – ответила Аврелия.

– Но Гай Юлий?..

– Его здесь нет, он с Луцием Цинной, среди марсов.

– Подбирает черепки, – кивнул Сулла.

– Ты хорошо выглядишь, Луций Корнелий, несмотря на все трудности. Полагаю, этот брак оказался счастливым.

– Либо я становлюсь подкаблучником.

– Глупости! Ты никогда не станешь подкаблучником.

– Как Гай Марий перенес свое поражение?

Аврелия скривила губы:

– Ворчит, конечно. Бранится в кругу семьи, – ответила она. – Он тебя не очень жалует.

– Я и не ожидал другого. Но ему следует признать, что я не выходил за рамки приличий, говорил и действовал сдержанно, не распускал слюни, не подлизывался и не давил на членов сената.

– Тебе и не нужно этого делать, – сказала Аврелия. – Именно поэтому он так расстроен. Он не привык к тому, что у Рима есть военный вождь, кроме него. Пока ты не получил травяной венок, он был единственный. О, его враги в сенате были очень могущественны и то и дело срывали его планы, но он знал, что он единственный . Он знал, что в конце концов они вынуждены будут обратиться к нему. А теперь он стар и болен, и к тому же есть ты. Он боится, что ты лишишь его поддержки всадников.

– Аврелия, его дни закончились! С честью, с великой славой, но закончились. Как он может этого не понимать?

– Полагаю, будь он моложе и здоровее душевно, он бы понял. Проблема в том, что эти удары поразили его разум. Так думает Юлия, во всяком случае.