Колин Маккалоу - Битва за Рим

– Фортуна мне поможет, – продолжал настаивать Марий.

– Гай Марий, отнесись с уважением к мнению принцепса сената, – спокойно продолжал Сулла. – Все высоко чтят тебя, и я больше других. Но факт остается фактом. Сенат не может рисковать, вверяя командование в войне человеку семидесяти лет, перенесшему два удара.

Марий умолк, но было понятно, что он не примирился с мнением сенаторов. Он сидел вцепившись руками в колени, скривив губы.

– Луций Корнелий, возьмешь ли ты командование на себя? – спросил Квинт Лутаций Катул Цезарь.

– Только если сенат примет такое решение абсолютным большинством голосов, Квинт Лутаций. Не иначе, – ответил Сулла.

– Тогда быть голосованию, – сказал Флакк, принцепс сената.

Только три человека выступили против, когда сенаторы толпой двинулись со своих мест и разделились. Это были Гай Марий, Луций Корнелий Цинна и народный трибун Публий Сульпиций Руф.

– Не могу поверить! – пробормотал цензор Красс, обращаясь к своему коллеге, Луцию Цезарю. – Сульпиций?

– Он ведет себя очень странно, с тех самых пор как пришла новость о резне, – сказал Луций Цезарь. – Продолжает твердить – ну, ты сам слышал, – что Митридат не отличает римлян от италиков. Подозреваю, он теперь сожалеет о том, что выступал против гражданских прав для италиков.

– Но почему это побудило его встать на сторону Гая Мария?

Луций Цезарь пожал плечами:

– Не знаю, Публий Лициний! Правда не знаю.

Сульпиций поддержал Мария и Цинну, потому что они выступили против мнения сената. Только поэтому. Когда Сульпиций услышал новости от Рутилия Руфа из Смирны, он испытал глубокое потрясение и с того момента не мог избавиться от мучительной боли. И от чувства вины. Разум его был в смятении. Ему не давала покоя одна мысль: иноземный царь не делал различия между гражданами Рима и италиками. И если заморский царь хватал без разбора римлян и италиков, значит и в глазах всего остального мира никакой разницы между ними не было. В глазах всего мира эти народы не отличались ни характером, ни образом жизни.

Пламенный патриот, глубоко консервативный политик, Сульпиций, когда разгорелась война, со всей энергией отстаивал дело Рима. Он был квестором в год, когда умер Друз. На него были возложены дополнительные обязанности, ответственность возросла – и он блестяще справился со всем. Благодаря его усилиям погибло множество италиков. Именно он дал добро на расправу с жителями Аскула-Пиценского, с которыми обошлись хуже, чем с варварами. Те тысячи италийских мальчишек, что шли в триумфальном параде Помпея Страбона, были выброшены из города и оставлены без еды, одежды и денег, чтобы умереть или выжить в зависимости от силы воли в их юных несозревших еще телах. Кем воображал себя Рим, налагая столь страшное наказание на родственный народ? Чем тогда Рим отличался от понтийского царя? Его позиция, по крайней мере, не двусмысленная! Он не прячет свои истинные стремления под личиной праведности и превосходства. Как и Помпей Страбон. Двусмысленную позицию занимает сенат, все время юлит.

О, что же правильно, а что нет? Кто прав? Если хотя бы один италик – мужчина, женщина или ребенок – выжил и появится в Риме, как он, Публий Сульпиций Руф, сможет посмотреть тому несчастному в глаза? Чем он, Публий Сульпиций Руф, отличается от царя Митридата? Разве не он убил тысячи и тысячи италиков? Разве не он был легатом под началом Помпея Страбона и разве не он допустил все эти зверства?

Но, несмотря на душевную боль и растерянность, Сульпиций продолжал мыслить ясно и логически. Точнее, мысли его были логически связанные, обоснованные, справедливые.

Не Рим виноват. А сенат. Мужи его собственного класса, он сам. В сенате – в нем самом! – скрывался источник римской исключительности. Это сенат убил его друга, Марка Ливия Друза. Это сенат перестал давать римское гражданство после войны с Ганнибалом. Это сенат узаконил разрушение Фрегелл. Сенат, сенат, сенат… Мужи его собственного класса. И он сам.

Что же, теперь они должны заплатить за все. И он тоже. Настало время, решил Сульпиций, сенату Рима прекратить свое существование. Не будет больше древних правящих династий, не будет богатства и власти, сконцентрированной в руках столь немногих. Именно поэтому могла свершиться такая колоссальная несправедливость, как несправедливость по отношению к италикам. «Мы не правы, – думал он. – И мы должны заплатить. Сенат будет распущен. Рим должен быть передан в руки народа – они наши заложники. Мы утверждаем, что народ – верховный правитель, что он суверенен. Суверенен, верховный правитель? Нет! Пока существует сенат, народ правит только на словах. Конечно, неимущие не в счет. Именно народ. Представители второго, третьего и четвертого классов, именно они составляют большинство римлян, но практически никакой властью не обладают. Подлинно богатые и влиятельные представители первого класса неотделимы от сената, они плоть от его плоти. Значит, они тоже должны уйти.