Колин Маккалоу - Битва за Рим

«Неудачи быть не может! На этот раз я их возьму!» – так думал царь, любовно глядя на свою самбуку и ее медленно ползущий вверх между двумя башнями мост. Скоро конструкция сравняется с верхней частью волноотбойной стены, словно по волшебству защитное ограждение упадет на своих крюках и шарнирах, образовав трап, по которому солдаты ринутся вперед, разбивая ряды родосских защитников. На мосту было достаточно людей, чтобы сдерживать родосцев, пока механизм не опустится на палубу, чтобы забрать новую партию солдат и доставить ее наверх. «Никаких сомнений быть не может, я величайший!»

Но когда мост пополз вверх, центр тяжести сместился. Связанные друг с другом корабли начали разъезжаться. Канаты лопались, словно взрывались, башни шатались, палуба начала вздыматься. Поднимающийся мост колыхнулся, словно шарф танцовщицы. Корабли накренились. Платформа, башни, мост, воины, моряки, мастера и рабы полетели в воду, падая в проем между бортами. Все это сопровождалось какофонией звуков: воплями, скрежетом, хрустом и грохотом – и истерическим улюлюканьем, переходящим в приступы издевательского хохота.

– Не желаю больше слышать название Родос! Не сметь даже упоминать его! – рявкнул царь, когда его огромная галера несла его назад, в Галикарнас. – Зима слишком близко, нет смысла продолжать возиться с этой сворой слабоумных и глупцов. Мое войско, наступающее на Македонию, и мой флот у побережья Греции нуждаются в командующем. И еще я хочу, чтобы каждый инженер, имевший хоть какое-то отношение к конструированию этой смехотворной самбуки, был мертв – нет, не мертв! Вырвать языки, выколоть глаза, руки, яйца отрубить – и выдать им чашки для подаяний!

Царь был в такой ярости от этого унижения, что заявился с войском в Ликию и попытался осадить Патару. Но когда он вырубал священную рощу богини Латоны, мать Аполлона и Артемиды явилась ему во сне и велела остановиться. На следующий день царь передал командование подчиненным во главе с незадачливым Пелопидом, взял свою обворожительную невесту-альбиноску Мониму и отбыл в Иераполис. Там, предаваясь любовным утехам и резвясь в горячих минеральных источниках среди окаменелых кристальных водопадов, он и думать забыл о хохоте защитников Родоса и о так напугавшем его хиосском корабле.

Известие о массовых убийствах в провинции Азия римских, латинских и италийских жителей достигло Рима в рекордно короткий срок, еще до того как стало известно, что в провинцию вторгся Митридат. Ровно через девять дней после окончания квинтилия принцепс сената Луций Валерий Флакк созвал заседание в храме Беллоны, за пределами померия, поскольку дело касалось иноземной войны. Он зачитал присутствующим письмо от Публия Рутилия Руфа из Смирны.

Я посылаю это письмо со специально нанятым кораблем в Коринф и оттуда другим, столь же быстроходным, в Брундизий в надежде, что восстание в Греции не помешает их плаванию. Гонцу было наказано мчаться галопом из Брундизия в Рим и днем и ночью. Внушительной денежной суммой, необходимой для этого дела, снабдил меня мой друг Мильтиад, этнарх Смирны, который надеется, что сенат и народ Рима не забудут о его верности, когда провинция Азия вновь будет принадлежать Риму, а этот день непременно настанет.

Возможно, вы еще ничего не знаете о вторжении царя Понта Митридата, который теперь правит и Вифинией, и нашей провинцией Азия. Маний Аквилий погиб страшной смертью, а Гай Кассий бежал – куда, мне неизвестно. Четверть миллиона понтийских солдат стоят к западу от Тавра. Эгейское море занято понтийскими кораблями. А Греция стала союзником Понта против Рима. Боюсь, Македония оказалась в полной изоляции.

Но это еще не самое страшное. В последний день квинтилия все римляне, латиняне, италики в провинции Азия, Вифинии, Писидии и Фригии были уничтожены. Число убитых, по моим подсчетам, восемьдесят тысяч граждан и семьдесят тысяч рабов – в общей сложности сто пятьдесят тысяч человек. Я не разделил их судьбу только потому, что не являюсь римским гражданином. Полагаю, правда, что меня не тронули по распоряжению царя. Жалкая подачка адскому псу. Может ли моя жизнь возместить жестокое убийство римских женщин и младенцев, изрубленных на куски. Их, плачущих, взывающих к богам, оттаскивали от алтарей – и теперь их тела гниют непогребенные, поскольку царь Понта запретил их хоронить. Этот чудовищный варвар уже мнит себя царем мира и похваляется, что ступит на италийскую землю, прежде чем истечет год.