Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Часть нашей разношерстной публики устремилась за колоннами демонстрантов, встречавших своих представителей, а другие, оставшись на площади, ползали на коленях по льду, и опустив головы, читали дацзыбао, вмороженные в лед. Их на площади было очень много, по меньшей мере тысяч на двадцать иероглифов, занявших площадь 300–400 квадратных метров.

Такой способ чтения дацзыбао в южных городах страны не увидишь: каждый склонил голову и постепенно отодвигается назад. Если хочешь прочитать все с самого начала, то подходи к стене, которую образовали люди.

— Извините, отодвиньте, пожалуйста, ногу! — она закрывала иероглифы. Не зная, можно было подумать, что те, кто читал дацзыбао, молча скорбят по усопшим.

— У кого чистая подошва? Сделай одолжение! — в некоторых местах лед был затоптан грязной обувью и иероглифы не видны Тогда чьи-то сапоги с чистой подошвой расчищали поверхность льда. Тот участок становился прозрачным, иероглифы просматривались яснее чем написанные на яшмовой доске. Те, кто горел желанием сделать одолжение, приносили большие куски снега и разбрасывали по льду. Поверхность льда, протертая снегом, становилась не только прозрачной, но и блестящей.

Такое чтение дацзыбао, можно сказать, действительно доставляло удовольствие.

Памятник погибшим советским воинам, установленный на площади, сверху донизу, тщательно задрапирован брезентом.

Я был обут в резиновые кеды и, как только сошел с поезда, пальцы ног окоченели. Я подумал, что если в таких легких кедах буду ждать автобус, то непременно отморожу все пальцы.

Я дал волю ногам и побежал домой. У меня не было теплой шапки, чтобы надежно защитить голову, а северо-западный ветер, как ножами, резал уши и щеки. Закрыв лицо руками, я немного пробежал, пальцы на обеих руках замерзли до ломоты, пришлось, не обращая внимания на уши, спрятать их в рукава и пробежать еще некоторое расстояние. От бега так задохся, что не мог перевести дыхание, но боялся остановиться. И в то же время не мог идти. Ноги одеревенели от холода, я их уже совсем не чувствовал, бежал, как на протезах.

Бежал быстро, трусил мелким шагом — и так около часа. Сломя голову влетел в дом.

Когда я открыл дверь, мать, сидя на корточках, растапливала печь. Увидев меня таким, решила, что за мной кто-то гонится, моментально изменилась в лице, схватила меня и зажала в своих объятиях, намертво сцепив руки, а сама уставилась на дверь в готовности задержать любого моего преследователя и защитить меня.

Я поторопился успокоить ее:

— Ма, никто за мной не гонится.

Только после этого мать не спеша вытолкнула меня из своих объятий и неожиданно дала мне пощечину. Да такую, что лицо запылало.

Она тут же отвернулась и заплакала.

Я в растерянности стоял возле нее, не зная, что сказать.

За два месяца я не написал ей ни одного письма, хотя бы коротенького сообщения о том, где нахожусь. Я понимал свою вину.

Ноги начало ломить, как будто их кололи иглами, как будто они горели в огне.

Я, подбирая слова, чтобы точнее выразить свое состояние, сказал:

— Ма, мои ноги...

Мать обернулась ко мне и, увидев, что я обут в резиновые кеды, еще больше испугалась:

— Поделом! Так тебе и надо! Чтоб ты их совсем отморозил! — она втолкнула меня в комнату, посадила на край кана, осторожно сняла с меня обувь, носки, откинула полу халата и прижала мои ноги к теплой груди.

Тут только я получил ощущение покоя и безопасности.

У меня выступили слезы.

Я беззвучно плакал.

Хоть Китай и велик, но лучше всего дома. Нет никого лучше матери.

Я глубоко понял значение слов: «сыновья и дочери — плоть от плоти матери».

Когда мать сняла примерзшие к ногам кеды, появилась такая боль, как будто ногти стали отделяться от тела, а пальцы рук от прилива крови кололо, как иголками. Мать взяла в рот кончики пальцев и потихоньку сосала. А я, свалившись на кан с прижатыми к груди матери ногами, заснул.

Я даже сам не знаю, сколько времени проспал, прежде чем мать осторожно разбудила меня. Только раскрыв глаза, я обнаружил, что она сняла с меня одежду, и я спал, пригревшись под ватным одеялом.

На краю кана сидела тетушка Ма.

— Тетушка Ма пришла повидаться с тобой, — объявила она.

Я глуповато ей улыбнулся.

Тетушка Ма стала напористо расспрашивать меня:

— Ты встречал нашего Го Хуа?

Я непонимающе посмотрел на мать.

Она пояснила:

— Го Хуа следом за тобой тоже отправился в великое шествие и до сих пор не вернулся, также как и ты, не прислал домой ни одной весточки. Твоя тетя Ма каждый день так волнуется, что не может ни есть, ни спать...