Наоми Френкель - Дети

– Сейчас Гузман займется ею. Коза просто голодна.

– Я тоже, – говорит дед.

Снег осыпается ему на голову, и он поднимает голову к дереву. Ворон, качающийся на ветке, стряхнул снег на деда. Дед сжимается в своей шубе, опирается на трость внезапно поникшей спиной. Он пересекает двор, шаги его и трость стучат по снегу. Коза перестала блеять. Гузман занимается ею. Тишина в воздухе. Ворон издает хриплое карканье, ветер стучит по обломкам баков. Спина деда не разгибается по всему пути через двор.

Огонь клокочет в кухне Агаты. Горы кастрюль, ковшей, сковородок. Ароматный густой пар поднимается над плитой. Дед сбрасывает шубу, шапку, шарф, и торопится к плите. Поднимает крышки кастрюль одну за другой, вдыхая запахи.

– Ах! – наслаждается дед.

– Клецки с мясом, уважаемый господин, – палец Агаты переходит от кастрюли к кастрюле, объясняя: телячья грудинка, гуляш, уважаемый господин, кисло-сладкая красная капуста, куски свинины от последней нашей свиньи.

И когда дед почти охмелел от всех этих запахов, опускается на сиденье у стола, Агата продолжает свои объяснения:

– В холодильнике я приготовила вам свежий лимонный крем.

Но когда все это обилие подано деду, он вовсе не набрасывается на него, пробует от всего понемногу, облизывает губы после каждой вкуснятины и не заканчивает ни одного блюда. Так же и с вином, наливает в стакан, немного отпивает, покручивает в руке и только рассматривает. Снег покрывает двор, голодные воробьи толкутся снаружи, на подоконнике. Дед открывает окно, кладет ломоть, чтобы утолить их голод. Но лишь сильный ветер врывается в жаркую кухню Агаты. Воробьи разлетаются.

– Что вам пришло в голову, уважаемый господин, откармливать воробьев?

– Совсем забыл, Агата. Принес тебе небольшой скромный подарок.

Агата открывает маленькую кожаную коробочку, поданную ей дедом, и глаза ее расширяются от удивления. В коробочке золотая цепочка с золотым медальоном в виде сердечка, в середине которого красный камешек.

– Что это вдруг пришло к вам голову, – вскрикивает Агата, – я спрашиваю вас, уважаемый господин, что вдруг такой дорогой подарок! В обычный день, без всякой причины, что вдруг?

– Принести тебе радость, Агата. В медальон ты сможешь вставить фото близкого тебе человека.

– Нет у меня такого близкого человека, даже родственника, фотография которого была бы достойна быть вставленной в эту дорогую вещь.

– Вы куда сейчас? – спрашивает она, видя, как дед надевает шубу, шапку, шарф и берет в руку трость. – Чего вдруг вы выходите в эту стужу? Не ели, не пили. Сядьте, приготовлю вам кофе. Сядьте, господин, сядьте!

– Потом, хочу немного осмотреться, пока не начнет смеркаться. Кофе потом, Агата, потом!

Дед готов двинуться в путь, но возвращается, и склоняется над плитой. Снова открывает крышки кастрюль, одну за другой. На этот раз он глубже вдыхает ароматы, услаждая душу, затем выпрямляет спину и направляется к дверям, останавливается, снова возвращается и вдыхает запахи.

– Уважаемый господин, я ничего не понимаю, – говорит Агата, – просто ничего не понимаю. Если вы так жадно вдыхаете эти запахи из кастрюль, почему ничего не пробуете?

– Позже, потом... – роняет дед и движется к двери более уверенным шагом, с выпрямленной спиной.

Могила на небольшом холме смотрит на просторы белой равнины. Все здесь бело. Заросли кустов окружают могилу, на которой в мрамор врезана лаконичная надпись:

Марта Леви.

Только имя. Ни место рождения, ни дата рождения и смерти. В жизни ее никто не знал, откуда она пришла, и куда держала путь – неожиданно возникла и неожиданно исчезла. И после смерти дед продолжал хранить ее тайну. Дед сметает тростью снег с каменной скамьи, рядом с могилой, и садится на нее. Рука на трости, подбородок опирается на руку. Ранний час после полудня. Над равниной ползут легкие туманы с полей, первые признаки весны. Земля все еще скована морозами, но ощущается конец зимы.

– Весна на пороге. Начало марта.

Ветер на горизонте треплет лес. Черные волны текут в белизну небес.

– Но сегодня очень ветреный день.

Дед подходит к памятнику, к черным блестящим буквам.

– Нет выхода, – бормочет он, обращаясь к имени, замершему на мраморе.

Дерево уронило глыбу снега на холм. Шапка слетела на снег. Дед не встал, чтобы ее поднять, и ветер разбрасывает его седую шевелюру. Начинает падать снег.

– Снег... Не очень приятно. Следует поторопиться.

Но дед не торопится. Руки его опираются на трость. Лицо на руках, ветер в волосах. Мысли деда уплывают в прошлое, он вспоминает Котку, старую его няньку. Когда она хотела заставить его принять горькое лекарство, он просил ее: «Разреши мне сначала продекламировать стишок, после этого я проглочу горькую пилюлю». И всегда он выбирал самый длинный стих, который знал, и Котка терпеливо ожидала. На каменной скамье, у могилы, декламирует дед самому себе стих Котки о маленьком Якове: