Наоми Новик: Нефритовый трон

День выдался не по сезону теплым для ноября, но зал Адмиралтейства из преувеличенного почтения к китайским послам был жарко натоплен. Лоуренс, одевшийся парадно по случаю торжественного события, стоял у самого камина, и подкладка его суконного мундира постепенно намокала от пота.

Над дверью, позади лорда Барэма, помещался диск с большой стрелкой, указывающей направление ветра над Каналом. Сегодня ветер дул на северо-северо-восток и был благоприятен для Франции. Хотелось надеяться, что корабли британского флота бдительно следят за французскими гаванями. Лоуренс держался очень прямо, развернув плечи, и не отрывал глаз от круглой шкалы. Встречаться с холодным недружелюбным взглядом, устремленным прямо на него, он не имел никакого желания.

Барэм, закончив говорить, кашлянул в кулак. Истинный морской волк плохо справлялся с заготовленной речью; в конце каждой вымученнно-изысканной фразы он останавливался и с нервозной угодливостью поглядывал на китайцев. При других обстоятельствах Лоуренс посочувствовал бы ему. Официальная нота и даже посольство ожидались давно, но никто не предполагал, что китайский император пошлет в Британию своего брата.

Одно лишь слово принца Юнсина могло привести к войне между обеими странами. Непроницаемое молчание, с которым он слушал Барэма, роскошь его темно-желтого, расшитого драконами одеяния, постукивание длинного, украшенного драгоценностями ногтя по ручке кресла – все в его персоне внушало невольный страх.

Его свита заполонила весь зал. Принца сопровождало с дюжину телохранителей, преющих в своих стеганых доспехах, и столько же слуг, о чьих обязанностях оставалось только гадать. Сейчас они все выстроились у дальней стены, пытаясь освежить воздух с помощью опахал. За спиной у Юнсина стоял еще один человек – видимо, переводчик: после наиболее утонченных пассажей Барэма принц делал ему знак, и он начинал говорить.

По обе стороны от принца сидели еще два посланника. Их Лоуренсу представили очень кратко, и никто из них пока не произнес ни слова. Младший, Шун Кай, держался спокойно и внимательно слушал переводчика. Старший, с брюшком и редкой седой бородкой, явно изнемогал от жары: голова его склонилась на грудь, рука с веером едва шевелилась. Темно-синие шелка обоих вельмож пышностью почти не уступали одеждам принца, и втроем они представляли внушительное зрелище: такое посольство Запад наверняка видел впервые.

Даже дипломат много лучше Барэма испытал бы в такой ситуации приступ подобострастия, но Лоуренс сегодня был не склонен прощать. Еще сильнее, впрочем, он негодовал на самого себя – за необоснованные надежды на лучшее. Он пришел сюда с твердым намерением отстоять свое дело и втайне ожидал, что получит отсрочку. Вместо этого его отчитали в таких выражениях, которые он постеснялся бы применить к зеленому лейтенанту – и это в присутствии чужеземного принца. Можно подумать, что эти трое китайцев – судьи, призванные вынести ему приговор. Он молчал, пока мог, но тут Барэм добавил:

– Мы, естественно, намерены дать вам впоследствии другого детеныша, капитан. – Эти слова, произнесенные крайне снисходительным тоном, наконец-то вывели Лоуренса из себя.

– Виноват, сэр, – произнес он, – но я отказываюсь. Что до моего будущего, прошу вас о нем не заботиться.

Адмирал Повис из воздушного корпуса, занимавший место рядом с Барэмом, хранил молчание с самого начала переговоров. Не нарушил он его и теперь – лишь покачал головой, не выказав ни малейшего удивления, и сложил руки на объемистом животе. Барэм, метнув на него яростный взгляд, повернулся к Лоуренсу:

– Быть может, капитан, я неясно выразился. Вашего мнения здесь не спрашивают. Вы получили приказ – потрудитесь его исполнять.

– Раньше меня повесят. – Лоуренс, казалось, забыл, что обращается к первому лорду Адмиралтейства. Будь он по-прежнему морским офицером, подобная дерзость положила бы конец его карьере, да и авиатору вряд ли следовало говорить нечто подобное. Но если Отчаянного собираются отправить обратно в Китай, с авиаторской службой все равно можно проститься: он никогда не согласится опекать другого дракона. Будучи уверен, что с Отчаянным никто сравниться не может, он непременно наделил бы детеныша чувством неполноценности. В корпусе и без него хватает офицеров, жаждущих получить дракона на воспитание.