Наоми Френкель - Дети

Дед смеется, но это не обычный его смех, не от самого сердца. Глаза его не смеются.

– Ага, рыба между птицами, – бормочет про себя дед.

И Зерах повторят за ним:

– Да, рыба среди птиц.

– Не будет у нее хорошая и трудная жизнь, а трудная и хорошая, – продолжает бормотать дед.

– Это моя вина, Зерах, – дед повышает голос, приблизив лицо к Зераху, и чувствуется, что он только собирается говорить из самой глубины души, – девочка абсолютно на меня похожа. Ты что, думаешь, я всегда был таким уравновешенным, все взвешивал с умом? Да, я был буйным парнем, Зерах, диким и взбалмошным. Может, не все время совершал необдуманные поступки, но желания у меня нередко были странными. Боже, какие желания! Ребенком помню – было какое-то празднество в доме родителей. Собрался высший свет, множество женщин и мужчин. Среди них моя мать, сидит на кончике стула и цедит слова поверх губ, и все вокруг сверкает и блестит. И я врываюсь в их среду прямо из конюшни моего приятеля Антониуса, конюха и алкоголика. От меня воняет, одежда на мне грязная, конский навоз на моей обуви… А вот еще случай, спустя много лет. Женился я. Супруга, управляющая этим домом, была порядочной женщиной, читала книгиа, играла на фортепьяно и каждый день бормотала молитвы. Приходили к ней подруги, такие же как она, все праведницы, все читают книги, молятся, исполняют на фортепьяно сонаты Бетховена, и все ужасно уродливы! Сидят в моем доме в обществе моей жены, возводят глаза к небу и вяжут носки для бедняков. Питье кофе и поедание сладкого шло под обсуждение вопроса, как исправить мир. Зерах, при виде моей жены в обществе этих подруг, во мне вскипала кровь, и возникало желание вбежать к ним в одних трусах. Просто в трусах. Много сил я потратил, чтобы подавить это желание. Это лишь малая часть из того, что я мог бы тебе рассказать. Вопреки требованию родителей, я не хотел сидеть на совете ученых, а странствовал с подмастерьями по стране и не хотел заниматься ткацким делом, как все в моей семье, и занялся железом. Ах, Зерах, диким парнем я был, ужасно диким.

– Значит, вы были, дед...

– Этакой рыбой. «А фиш а-мешуга». Сумасшедшей рыбой.

– Именно.

– Так чего удивляться этой девочке? Все мои внуки моей крови и плоти, моего духа. Невестка моя была точно такой. Так получилось, что внуки немного унаследовали от их отца.

– Он был похож на Альфреда?

– Не совсем... Он был больше Леви. Да, Артур все же был Леви, несмотря на то, что обрел некоторые качества от матери. Но внуки – нет. Они сыны Леви, как я, Зерах. Мой буйный нрав перешел к ним. В общем, это не совсем в порядке. Что-то ненормальное было в моих желаниях, и это выявилось у моих внуков. Все годы! Но теперь поздно об этом думать. Я уезжаю, Зерах. Еще немного, и уходит мой поезд.

– Еще немного, и вы вернетесь, дед?

– Ах, Зерах, всю мою жизнь я кружил вместе с ветром. А куда он направляется, я никогда не спрашивал. Вернусь, ты говоришь, Зерах. Куда может вернуться такая сумасшедшая рыба, как я? Если моя маленькая Иоанна будет среди вас, тебе следует объяснить им там, что из-за меня она такая сумасшедшая рыбка. Всю вину следует возложить на меня. Вся вина на мне.

Дед с трудом поднимается, надевает шубу, движения его медлительны, лицо печально.

– А-а, почти забыл небольшую вещь. Сделай доброе дело: напомни Гейнцу – отвезти моего сына Альфреда к оптику. Если он не побеспокоится заказать ему новые очки, тот так и будет ходить без очков и тереть глаза.

– Я побеспокоюсь, дед, о новых очках.

– Как там у вас благословляют в дорогу, у Генисаретского моря? – дед, улыбаясь, протягивает руку.

– Шалом, дед.

– Шалом, Зерах!

Дед исчезает. Зерах оглядывает комнату и видит, что дед оставил на столе портсигар. Хватает его и бежит в переднюю. Между зонтиков и тростей не видно трости деда, покрытой черным лаком и с серебряной рукояткой.

Агата встречает деда на вокзале. Сколько ее помнит дед, одежда на ней не изменилась. Черное пальто с серым заячьим воротником, черная шапка, украшенная букетом фиалок из бархата. Черные бархатные ленты привязывают шапку к ее круглому подбородку. Это согревает сердце деда, и он целует руку Агате, как приветствуют знатную даму. Кучер, держащий в руках вожжи, управляющие хромым конем Вотаном, деду не знаком. Раньше дед его не видел. Выпрямив спину, дед сидит в своей карете. Агата рядом. Хмурое лицо деда соответствует делу, ибо он желает проехать через городок на своей карете, напоминая жителям, кто он такой.