Наоми Френкель - Дикий цветок

«Слышишь?»

«Командир, слушаю».

«Ты умеешь брить?»

«Командир, умею».

«Есть у тебя машинка для бритья?»

«Командир, есть».

«Давай».

«Командир, что брить?»

«Бороду, естественно».

«Командир, чью бороду?»

«Мою».

«Командир, вашу?»

«А чью же?»

«Командир, и мою».

«Твою?»

«Командир, я не могу быть с бородой, единственный среди всех».

«А что такое?»

«Командир, тогда все поймут».

«Что все поймут?»

«Командир, поймут, что я образец для рисунков сержанта».

Глаза Рами пронзительно вглядываются в лицо Циона Хазизи, старшина отвечает ему взглядом, и оба опускают головы. Рами смотрит на свою бороду, а Цион Хазизи – на свою. И в тишине комнаты слышен лишь странный скрип, издаваемый Ционом Хазизи. Есть у старшины такой секрет: он умеет скрипеть легкими. С выдохом выходит и этот скрип, а с вдохом замирает грудь и сжимаются губы. Стоит старшина перед командиром, выдыхает и вдыхает, и скрип сменяется молчанием, а молчание – скрипом, пока он в смущении не начинает чесать затылок, и капитан принимает окончательное решение:

«Бреемся».

Но где Цион Хазизи и где бритье? Ушел и не вернулся. Выясняется, что он рыщет по палаткам и баракам, и не находит машинки для бритья. Лицо Рами приняло кислое выражения от долгого ожидания, и он снова подошел к окну, в поисках следов пропавшего старшины. На пустыню опускался вечер. Закатное солнце протягивало долгие лучи и тени, и пряло из них кружева на белом полотне песков, и ткань казалась состоящей из улиток, плывущих в этом песчаном море. На смоковнице, склоненной над цистерной с горючим, заплакал сыч. Эта смешная птица возвещала рыданием об уходе дня и приближении ночи. Рами у окна забыл о Ционе Хазизи и благодарил прошедший день, считая часы до восхода. Двор тих, хор Сгулы замолк, и Рами приклонил ухо к безмолвию. Наконец открылась дверь, зашел старшина, но в руках у него не было машинки для бритья, а платок. Он со значительным звуком очистил нос и сказал:

«Командир, что делать?»

«Ты не нашел машинки для бритья?»

«Командир, человек полагает, а Бог располагает».

«О чем ты говоришь?»

«Командир, сообщили по связи».

«Война!»

«Командир, еще нет».

«Боевая готовность?»

«Командир, еще нет».

«Так что же случилось?»

«Командир, отец сержанта Сгулы убит».

«Где?»

«Командир, в Метуле».

«Он мертв?»

«Командир, да».

«Но что вдруг?»

«Командир, «катюши» террористов это не вдруг».

«Она знает?»

«Командир, я сообщил ей».

«Почему ты?»

«Командир, а кто же?»

«Я».

«Командир, я сказал ей, как это нужно сказать».

«Что ты ей сказал?»

«Командир, я сказал ей, что отец ее ранен».

«Надо немедленно вернуть Сгулу в Метулу».

«Командир, все сделано».

«Что ты сделал?» «Сообщил тыловой службе об ее приезде».

«Где малышка?»

«Командир, в тендере».

«В тендере?»

«Командир, она уже ожидает, чтобы ее отвезли».

«Я ее отвезу».

Сгула с рюкзаком, сумкой и своей светлой шевелюрой сидела в тендере, согласно приказу старшины, который и собирался отвезти ее на базу тыловой службы. Так же, как внезапно возникла для подготовки к празднику, так же неожиданно она уезжала. В тендере сидела девушка-сержант, скорчившись, как будто пустыня всей своей тяжестью лежала на ней. Глаза ее светились за стеклом кабины, словно заключенные в тюремную камеру. Солдаты вышли из столовой и окружили тендер. Они смотрели на Сгулу. Пески желтели в стеклах машины, в небе заходил огромный красный шар солнца, утесы охвачены были пламенем заката. Девушка смотрела на багровый горизонт, прятала в смущении глаза от сочувствующих взглядов солдат. Вот и командир возник на дорожке, и она сложила руки на груди, опустила голову, словно бы для того, чтобы полностью довериться ему. Поселенцы стояли лицом к тендеру и лицом к командиру. Слезы текли по щекам Сгулы, губы были сухи. Увидел один из солдат ее слезы, всунул голову в окно и протянул ей руку, и тут же, за ним, все стали протягивать ей руки, и прорвана была стена, которая защищала ее от пронзительных глаз капитана Рами. И каждый, прощаясь с ней, говорил:

«Все будет в порядке».

Рами вывел малышку из тендера и повел, чуть подталкивая локтем, в машину. Цион Хазизи все подготовил, положив все необходимое – от воды для питья до автомата – в машину, тоже протянул ей руку и печально сказал:

«Такова жизнь».

Последний отблеск света коснулся хребтов. Горы вонзали острые утесы в сердцевину неба. Желтые блики солнечного света пали, потянув за собой алый шлейф поверх бездны. Тени опустились на светлые пески, как стая черных ворон. Зажигались звезды одна за другой, но месяц еще не взошел.