Наоми Френкель - Дикий цветок

Прошло сорок лет, вот уже шестидесятые годы, и в конюшне кибуца сменились белые Розиньки до этой, последней, бесплодной, которая сейчас стоит у навеса и облизывает морщинистое лицо старого Аврума. Низенький старичок отряхивает лысую голову, закуривает сигарету, и дым поднимается в натруженные глаза лошади. От последней в династии Розиньки идет запах навоза. По утрам ее запрягают в маленькую старую-престарую тележку, нагруженную доверху навозом, и она тянет ее к кладбищу – для удобрения грядок декоративных растений, и это вся ее работа. Все, что в прошлом делали ее проворные матери, сейчас делают машины, и она осталась одна в конюшне, чтобы дети видели и знали, что это такое живая лошадь. Рами единственный подросток, интересующийся Розинькой. По вечерам он кладет на ее спину седло, скачет на ней, встречается с Аврумом у навеса, убивает клещей и слушает о делах давно минувших дней. Аврум разговаривает с ним через уши Розиньки и говорит: «Что делать, если единственная постоянная вещь это то, что все меняется».

Зажигают сигарету от сигареты, коричневые, обкуренные никотином пальцы Аврума дрожат на горячем животе лошади, и он смотрит на Рами невидящим взглядом. Его узенькие глазки пропадают где-то там, в давних днях, известных лишь ему одному. Кладет Рами тоже руку на живот Розиньки и чувствует, как ее кровь пульсирует в его пальцах. Аврум продолжает:

«Есть еще лошади в Нес-Ционе, можно найти какую-нибудь близкую родственницу Розиньки и создать в кибуце новую династию прекрасных белых лошадей».

Об этом мечтает Аврум в предзакатный час. Он бросает многозначительный взгляд на Рами, паренек опускает голову и смотрит на кривые ноги Аврума, видные между высокими ногами лошади. Сморщенная кожа Аврума и сухой бархат лошадиной кожи сливаются воедино, и глаза Аврума возлагают на подростка Рами будущее всех белых лошадей. Этот паренек уже проскакал на новой Розиньке по всем дорогам от Нес-Ционы до северной долины. Он словно огибает все времена года, чтобы вернуться к истокам. Аврум подмигивает ему и Рами чувствует раскаленную почву тропинки босыми ногами.

Адас с подружками неожиданно появляется у навеса Аврума, под которым целый сад разведенных им кактусов. Три толстые девицы потряхивают длинными волосами, косят смеющимися глазами, прыгают и шумят. Адас, худенькая, четвертая в компании, опустила голову, глядя на ноги Аврума и лошади, и, естественно, на ноги Рами, мышцы которых тут же напряглись как лук под стрелой. Девицы прошли по двору кибуца и наворовали полные карманы семечек, прокравшись в амбар. Девицы округлы, крепки и веселы. Переглядываются и хихикают. Им по шестнадцать, они вечно голодны, и потому большую часть времени проводят в кухне школы кибуца, шастая по кастрюлям, сковородам и тарелкам. Они «голдились» с Голдой у плит, пекли пироги, готовили сладости, поглощали огромное количество еды и питья, округлились и отрастили большие груди. Адас жевала на ходу. По утрам она бежала в класс с куском хлеба в руке, в полдень выходила из столовой, и зубы ее вгрызались во что-то съедобное, по вечерам шаталась по тропинкам с мечтательным взглядом и полным ртом. Но в отличие от подружек, она не толстела, не округлялась, только вытягивалась в высоту. Обильная пища, которую она проглатывала, вырастила удлиненную голову, узкую шею, тонкие высокие ноги. И сейчас, когда хихикающие девицы проходили мимо навеса с кактусами Аврума, приблизила Адас черные свои волосы к рыжей шевелюре Лиоры, и искорки черного и рыжего мельтешили в глазах Рами в свете заходящего солнца. Прижал Рами голову к белому крупу лошади, и Аврум, стоящий по другую ее сторону, сказал, намекая на Адас: «Она девушка Ники, да?»

Она не девушка Ники, и не Мойшеле, она принадлежит всем глазам, всем мечтам и снам, всем страстям. Ники играет ей на скрипке, Мойшеле потчует ее рассказами об Элимелехе. И Рами набросился на Аврума с решительным протестом: «Ты еще и сват, что ли?»

Глаза Рами следили за голыми ногами Адас, пока не вылезли из орбит, и когда ее ноги исчезли между зарослями на краю двора, вскочил Рами на лошадь, и Аврум поощрительно хлопнул ее по крупу. Рами скакал по следам Адас, и раскаленные тропы бежали под копытами старой лошади. Последние лучи солнца освещали дорогу Розиньки в сторону школы. Аврум все еще стоял у навеса, провожая взглядом лошадь, несущую Рами на спине, и Рами, который торопился догнать Адас, не обернулся и не видел улыбку на лице Аврума.