Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы

— Что я наделала! — вдруг закричала мама. — Я только сейчас вспомнила… Ведь чайник все еще на керосинке…

— Теперь распаялся! — убежденно воскликнул Петрик. — Как же ты?

— Сама не знаю, — печально прошептала мама, — забыла потушить…

— Извиняюсь, но, кажется, я прикрутил вашу керосинку, — немного смущенно проговорил Кирилкин папа.

— Да? — просияв, воскликнула мама. — Большое вам спасибо!

Лева Михайлов из третьего «Б» последний раз рассматривал шведскую серию, бывшую гордость и славу, а теперь позор и бесчестие своего альбома.

Последний раз, перед тем как расстаться с ней, он смотрел и на верхового, который мчался на алом коне, в алом развевающемся плаще, и на тяжелый золотистый дилижанс, и на легкий парусный корабль, и на пароход с тяжелым хвостом дыма, и на воздушного почтальона — синекрылый быстрый самолет.

Он смотрел на все это, и острый стыд за совершенный и раскрытый обман боролись в нем с горечью предстоящей утраты.

До сих пор у него горели щеки при воспоминании о всех обидных словах, которые пришлось ему выслушать от ребят. И в то же время он не мог, он просто не мог представить себе, что шведской серии не будет больше в его альбоме.

Он несколько раз брал в руки пинцет, чтобы отклеить марки, и снова клал его на стол.

Неужели он видит все это последний раз?

Неужели ему придется отнести эти марки Петрику Николаеву?

А если всем сказать, будто он нес их Петрику Николаеву, а по дороге поднялся ветер и все марки, все до одной, разлетелись по ветру и он не мог догнать ни одной?.. Ни одной, как ни старался.

А пока они полежат, эти марки, в укромном местечке, и когда все забудут про эту историю, их снова можно наклеить в альбом…

Но ведь это еще один новый обман?

И Лева снова представил себе всех ребят. И снова услыхал их голоса и увидал их глаза, их лица. «Обманщики не смеют быть пионерами!» сказали ему сегодня. И это было правильно.

Он пощупал свой пионерский галстук. И вдруг почувствовал, что нет ничего ужаснее, чем лишиться его.

Стараясь не смотреть на марки, чтобы окончательно не потерять мужества, Лева очень осторожно отклеил их все, уложил в прозрачный пакетик и глубоко засунул в карман, чтобы ветер случайно не вырвал их у него из рук и не разнес по всей улице.

…А дома у Петрика в это самое время творился великий переполох. Совершенно неожиданно — они едва успели покончить с уроками и спрятать в портфели учебники и тетради — явился Кирилкин папа и сказал, что принес билеты на спектакль «Снежная Королева».

— Якая такая Снежная Королева? — воскликнул Опанас. — Лучше, чтоб про войну.

— Вот ты и не знаешь, — сказал Петрик, — Снежная Королева это тоже очень интересно… Там про дружбу.

— Раз про дружбу, другой разговор! Раз про дружбу, я люблю…

— И я люблю про дружбу, — зардевшись, воскликнул Кирилка.

— Значит, есть «Снежная Королева»? — весело сказал Кирилкин папа. — Тогда я побежал за машиной.

Мальчики обомлели. Какое неожиданное счастье привалило им! Они едут не просто в театр, а даже на машине.

— Ну вот, — укоризненно сказала мама, — зачем же такое баловство? Прекрасно можно было бы на автобусе…

— Ну, что вы! Я бы рад их катать целый день! — воскликнул Кирилкин папа и вдруг, зардевшись в точности как Кирилка, выскочил на улицу.

Началось что-то невообразимое. Кирилка, Петрик и Опанас подняли такой галдеж, что из квартиры Опанаса был срочно послан старший сын Петро узнать, не случилось ли чего-нибудь и не нужна ли соседям помощь.

Но самая большая кутерьма поднялась, когда мальчики принялись наряжаться. Во-первых, мама потребовала, чтобы немедленно и основательно были вымыты все уши, все шеи, все руки, все носы — одним словом, все, что только возможно вымыть…

Даже Опанас, который не питал особой нежности к мылу и воде, беспрекословно повиновался и, сняв курточку и засучив рукава, принялся так натираться, что кусок мыла положительно растаял у всех на глазах.

Затем мама сказала, что она пришила всем троим белые воротнички. Это было принято без особого восторга, но вполне терпимо.

— И еще вот эти галстучки, — сказала мама, с некоторой робостью показывая шелковые пестрые банты, — нужно надеть…

Против этого было поднято настоящее восстание.

— Нет, — возмущенно воскликнул Петрик, — ни за что! Что мы, девчонки?!

Кирилка и Опанас вежливо молчали, но по лицам их было заметно, что они молчаливо протестуют.