Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы

— Звычайно! — одобрительно прогудел милиционер.

Затем они все вчетвером вышли на площадку вагона. Несчастный Тяпа получил основательный пинок и с отчаянным визгом совершил прыжок вниз, шлепнувшись носом о рельсы. Он стремглав умчался подальше от злополучного вагона, горько жалуясь на свою судьбу.

Бедный Тяпа! У Кирилки сердце готово было разорваться на мелкие частицы при звуках этого жалобного щенячьего визга.

Но что мог он сделать? Он покорно поплелся за огромным милиционером в детскую комнату, где так бесславно должно было закончиться его северное путешествие.

По дороге милиционер с некоторым беспокойством оглядывался на Кирилку. Как знать, что в голове у этого тихонького на вид мальчика? А вдруг возьмет и удерет?..

Но Кирилка и не помышлял о бегстве. Он устал. Рядом не было верного Тяпы, и только в ушах звучали его замирающие вопли.

Нет, у Кирилки не было никакого желания убегать, тем более от такого огромного, двухметрового Гулливера.

Проходя мимо телефонного автомата, они остановились. Степочку осенила блестящая идея.

— Сидай тут, — сказал он, показывая Кирилке на скамью возле будки.

Сам же он вошел внутрь, на всякий случай оставив дверь раскрытой, причем одна нога его находилась в будке, другая — за пределами ее. И, соединяясь с городской милицией, Степочка все время искоса одним глазом следил за Кирилкой, который сидел уныло, опустив плечики и устремив глаза вниз.

И во время разговора с дежурным милиционером Степочка тоже ни на одну минуту не спускал глаз с Кирилки… Эти тихонькие иной раз такое вытворяют!

Но Кирилка попрежнему сидел глубоко подавленный и понурый, только глаза его были устремлены теперь не вниз, на землю, а на большие вокзальные часы, показывающие ровно четыре.

Между тем у дежурного милиционера Степочка узнал, что уже более часа повсюду ищут мальчика восьми лет, с большим коричневым портфелем, по имени Кирилка. И если мальчик на вокзале похож на того мальчика, которого ищут, то пусть этот мальчик посидит в детской комнате, пока за ним приедут…

Вне себя от восторга, Степочка крикнул в трубку, что по всем признакам это и есть тот самый хлопчик, которого ищут. На всякий случай он еще раз посмотрел на Кирилку. Так и есть! Портфель коричневый, и лет не больше восьми. И тогда, чтобы в городской милиции было лучше слышно, Степочка влез в телефонную будку, прикрыл за собой дверь и заревел медвежьим голосом:

— Пусть езжают… це он… Он и есть хлопчик Кирилка… пусть езжают… це он! Уж я за ним побачу.

Потом, гордо расправив плечи, Гулливер положил трубку и вышел из будки.

— Пийшли! — величественно произнес он, обращаясь к Кирилке, сидевшему на скамейке. — Пийшли в дитячью комнату…

Но скамейка была совершенно пуста.

Кирилка исчез.

Опанас ужасно волновался, когда бежал в школу на заседание. Ведь подумать только — может, все уже сидят в пионерской комнате, а его одного еще нет!

Ужасно неудобно.

Может, все ребята давно кричат: «Давайте начинать! Давайте начинать!» А пионервожатая Зина им говорит: «Нет самого главного — Опанаса Чернопятко! Нельзя». А около председательского места пустой стул. Для него. Кто-нибудь, может, хотел сесть, а пионервожатая Зина говорит: «Нет, это место для Опанаса Чернопятко!» Интересно, стол будет с красной скатертью или без?

Разумеется, было немного страшновато. Какую речь, например, он будет говорить? И с чего начнет?

Знать бы все это раньше, можно хорошенько подготовиться. Можно было бы посадить близнецов, они бы ему хлопали, а он бы им говорил.

Но что ж поделаешь, раз так не получилось. Придется без подготовки.

Ничего. Он сможет. Он встанет, протянет одну руку вперед, как это всегда делается на всех заседаниях, и скажет: «Передаю вам пламенный пионерский привет…»

Но почему пионерский привет, когда он еще пока не пионер? И от кого привет?

Эге! Придумал. Он скажет так: «Передаю вам пламенный первоклассный привет от первого класса . А».

В восторге от своей находчивости, Опанас несколько раз подпрыгнул и перевернулся на одной ножке.

О дальнейшем он пока решил не думать. Раз есть начало, будет и середина, а конец придет сам собой.

А Лева Михайлов, наверное, сидит и дрожит. Наверное, он только об одном думает: «Пусть Опанас Чернопятко не придет! Пусть Опанас Чернопятко не придет!»

А он вот взял да и пришел!

При этой мысли Опанас преисполнился горделивым самодовольством и весь напыжился.